Венецианская дева - стр. 9
– Я не порчу, дорогой брат, я доставляю им удовольствие, – возразил он, – а за любое удовольствие нужно платить... Некоторые бедняжки всю жизнь прожили с мыслью о том, что любовь – скука смертная, а постель – пытка на дыбе. Должен же я как-то разуверить бедняжек и открыть им новые горизонты?!
– Что-то подсказывает мне, что твои... кхм, «горизонты» не особенно им интересны. Малышка Дейзи вряд ли рассчитывала наблюдать их красоты из разверзнутой могилы...
Терренс поднялся на ноги, грохнув опустевшим стаканом по столешнице обеденного стола.
– Знаешь что, Хейвуд, тебе бы тоже не помешало расслабиться, отымев какую-то девку, может, тогда ты стал бы менее высокомерен и более сносен. Сейчас общаться с тобой совершенно невыносимо! – С такими словами молодой человек пошел прочь, оставив брата наедине с его мыслями.
В чем-то Терренс был прав: Хэйвуд давно забросил любовницу, увлеченный скорее работой с Фаррелом, чем общением с женщинами. Может, и стоило к ней наведаться... Почему бы и нет? Перед глазами мгновенно возникло лицо Джеммы Фаррел с веснушками на носу. Она не прилагала усилий, чтобы свести их на нет, а будто даже самим их наличием на лице бросала вызов целому миру... Вот я какая, и не стыжусь этого! Её волосы отливали на солнце всеми оттенками меди и по-бунтарски выбивались из толстой косы, перекинутой через плечо.
Хэйвуд вспомнил, как увидел ее в первый раз не на портрете... Вживую. Это было в ту пору, когда зацветали азалии, и их терпкий, дурманящий аромат еще долго ассоциировался для Хэйвуда с худенькой девушкой, вышедшей из кареты тем ранним утром семь лет назад. Бледная, но с алеющими, как лепестки тех же азалий, щеками, она показалась ему самой красивой девушкой в мире, о чем он, конечно, знал по портрету, но не смел и надеяться, что подобное совершенство действительно существует в природе. Полагал, что художник приукрасил, как водится, красоту юной невесты...
Но он скорее преуменьшил её. И Хэйвуд мучительно сожалел, что Рейманд, его мертвый друг, никогда не увидит Джеммы Миллз собственными глазами. Его смерть оказалась когда-то ударом для Хэйвуда, косвенно он полагал себя виноватым в его преждевременной смерти, а потому глядел на невесту уже не Рейманда, а его отца с восхищением и глубоким, внутренним сожалением одновременно.
– Рад познакомиться с вами, моя дорогая, – произнес Фергюс Фаррел, прикладываясь к руке своей нареченной. – Вы так юны и совершенно очаровательны. Гуляя в саду, вы, верно, сольетесь с цветками азалий, розовыми и нежными, настолько похожи на них...