Венецианская дева - стр. 8
Но сегодня оказалось тяжелее всего. Мало того, что он знал о болезни старого Фаррела, и потому веселиться казалось кощунством, так еще Невил и остальные завели разговор об «охоте» на его вскорости овдовевшую жену. Каждый жаждал заполучить рыжеволосую «ведьму» себе, и от мысли о том, как мужчины делят жену его близкого друга Хэйвуду делалось тошно.
Знала бы сама Джемма, как её перетягивают друг другу, словно край одеяла, презрительно изогнула бы бровь в своей привычной манере и плюнула под ноги обидчикам. Нет, плевать она, ясное дело, не стала бы – не то воспитание! – но отчего-то казалась, что она могла бы так поступить, и фантазия вызывала улыбку.
– Чему улыбаешься? – Как нарочно, в этот самый момент в зал вошел младший брат Хэйвуда, Терранс.
Высокий, ладно сложенный, с копной кудрявых волос, он умел заполучить обожание женщин и расположение мужчин. Знал цену своей красоте, и умело ей пользовался в своих не всегда добрых целях... В частности, злоупотребляя вниманием женщин, будь то дворянка или простолюдинка, он одинаково равно разбивал сердце и той, и другой, подчас оставляя возлюбленную с «подарком» в виде младенца во чреве, с которым ни та, ни другая не знали, что делать. Сколько маленьких Лэнгли росло в чужих семьях под другими фамилиями Хэйвуд страшился даже представить... И подчас высматривал в лицах детей их знакомых чисто семейные черты Лэнгли и, как ему с ужасом виделось, находил.
– Так, вспомнился разговор на охоте, – солгал он брату, не желая в очередной раз обсуждать будущее вдовство Джеммы Фаррел.
Брат налил себе пива и сел напротив него, жадно приложившись к напитку.
– Не знал, что охота тебя веселит, дорогой брат, – произнес он с ленивой улыбкой. – Особенно разговоры в обществе Невила и его окружения. Грубые люди, загнать несчастного зверя кажется им удовольствием!
– Ты и сам бывалый охотник, – парировал Хэйвуд, так что брат удивленно воззрился на него.
– В самом деле? Я едва ли умею стрелять. Знаю, хвалиться здесь особенно нечем, но я тешу себя мыслью о том, что, по крайней мере, несчастные, ни в чем неповинные звери не умирают от моих рук.
– А как же бедняжки, которые, разрешившись ребеночком от тебя, подчас заканчивают в мучениях?
Терренс мгновенно насупился, его благодушие испарилось, как сон.
Он вскинулся:
– Это было только однажды. Ты мне станешь всю жизнь тыкать этим в лицо?
– Полагаю, придется, чтобы ты, наконец-то, угомонился. И перестал портить женщин!
Молодой человек возвел очи горе, изображая, насколько ему надоели пустые нравоучения старшего брата.