Скуки не было - стр. 43
– Четырехстопный ямб, рифма перекрестная, женская.
Долгая пауза, после которой последовала реплика:
– Дайте примэр.
Липкин знал, с кем имеет дело, и к такому вопросу был готов. Тотчас же выдал ему болванку будущего поэтического текста, в который надо было преобразить прозаический:
– Прибежали в избу дети. Второпях зовут папашу. «Тятя, тятя, наши сети Притащили простоквашу».
– Ну вот, последовал удовлетворенный ответ поэта. – Так бы сразу и сказали. И нечего строить их себя интеллихэнта.
В другой раз, когда на каком-то писательском собрании разоблачали критика Елену Усиевич, обвиняя ее в самых страшных по тому времени (год был 1937-й) идеологических грехах, Голодный кинул такую реплику:
– Усыевич! Ну признайся, что ты враг народа. Ну что тебе стоит…
Но самым замечательным из всех этих устных рассказов Семена Израилевича о Михаиле Голодном был такой.
– Ты понимаешь, что произошло?!
С этим взволнованным вопросом тот вбежал однажды к своему другу критику Семену Трегубу.
– Что? Что случилось? – испугался Трегуб.
Но Голодный вместо того, чтобы ответить на этот вполне естественный вопрос, уселся на стул, уставился безумным взором куда-то мимо собеседника и тупо повторил еще несколько раз все ту же загадочную фразу:
– Нет, ты понимаешь, что произошло?
– Да скажешь ты мне, наконец, что там у тебя стряслось? – разозлился Трегуб.
Но Голодный не реагировал, судя по всему, уйдя мыслями куда-то далеко-далеко.
Как выяснилось, так оно и было.
– Мне было семнадцать лет, – сказал он. – Я жил тогда в Екатеринославе. И напечатал в тамошнем журнале “Юный пролетарий” свои первые стихи…
– Ну? – подстегнул его Трегуб.
– Я был молодой поэт. И вот я шел по городу и на каком-то доме видел вывеску: “Райком…”. Нет, тогда это называлось уком… “Уком комсомола”. Я заходил. Меня встречали: “О, Миша! Ну что, написал новые стихи?.. Сейчас мы попьем чайку и ты нам почитаешь!” Мы пили чай, и я читал свои новые стихи… Теперь ты понимаешь, что произошло?
– Ничего я не понимаю! – раздраженно сказал Трегуб.
– Выйдя из укома комсомола я шел дальше, – продолжал вспоминать Голодный. – Я видел вывеску: “Уком КП(б) У”. Я заходил. И там мне тоже говорили: “О, Миша! Наш молодой поэт! Сейчас мы попьем чаю, и он почитает нам свои новые стихи!” И мы пили чай, и я опять читал свои новые стихи. И все хлопали меня по плечу. И говорили: “Молодец!” Потом я выходил на улицу и шел дальше. И мне в глаза бросалась вывеска: “ЧК”. И я заходил. И там меня тоже поили чаем, и просили почитать новые стихи, и хлопали по плечу, и говорили “Молодец”! Теперь ты понимаешь, что произошло?!