Скуки не было - стр. 45

К обсуждению этой моей так и не увидевшей света антологии мы возвращались постоянно. И в каждом таком разговоре Борис обрушивал на меня новый поток неизвестных мне имен. И не только имен, но и никогда мною не читанных и не слышанных стихотворных строчек.

Его знание полузабытых и совсем забытых поэтов и поэтиков поражало. Но еще больше тогда поразило меня его отношение ко всем этим, как мне тогда это представлялось, заведомым и безусловным графоманам. У каждого из них он старался отыскать – и неизменно находил – хоть пару-другую строк, пусть крошечную, едва заметную, но живую искорку поэтического дара. Но и те, у кого эту искорку не удавалось ему обнаружить, тоже, по глубокому его убеждению, не заслуживали забвенья. Об этом гораздо лучше, чем это смог бы сделать я, сказал он сам в одном из своих стихотворений:

Не во всем я тогда с ним соглашался (да он и не настаивал). Но не пренебрег и некоторыми его советами, с которыми мне трудно было согласиться. И только один из них я отверг решительно и бесповоротно.

Этот его совет касался моего выбора стихов Пастернака.

Мне казалось, что этот мой выбор был безупречен. Ведь я выбирал – и выбрал – для нее лучшее из лучшего: «Здесь прошелся загадки таинственной ноготь…», «Иль я не знаю, что в потёмки тычась…», «Столетье с лишним, не вчера…», «Август», «В больнице»…

Но Слуцкий этим моим выбором явно был недоволен.

Он придирчиво изучал весь цикл, подолгу задерживаясь на каждом стихотворении. Недовольно хмыкал. И я был уверен, что, взвесив все за и против, предложит выкинуть какое-нибудь из самых моих любимых.

Но, вопреки моим ожиданиям, ничего выкидывать из этого, особенно любовно составленного мною цикла, он не предложил.

Предложил добавить.

– А что касается Пастернака (ударение последнем слоге) настоятельно рекомендую, – веско сказал он, – всключить в вашу подборку его стихотворение «Смерть сапёра». Хорошо помню, как читал его в сорок четвертом, на фронте. Оно очень сильно тогда прозвучало.