Скуки не было - стр. 40
Однажды я увидал знакомую папку у Самула Яковлевича Маршака.
– Вы читали? – спросил он меня.
– Читал.
– И какое у вас впечатление?
Зная реакцию всех «стариков», я начал вилять: да, мол, конечно, к Олеше он несправедлив. Но…
– Голубчик, – сказал Маршак – При чем тут Олеша? Разве это книга об Олеше?.. Ведь это же – Герцен!
Такого бурного восхищение литературным даром Аркадия от Слуцкого я не ждал. Но этот равнодушный и даже пренебрежительный тон его отзыва сильно тогда меня удивил.
Я, правда, тогда не знал, что к Беликову у него был свой, особый счет. Узнал много лет спустя из воспоминаний Дезика Самойлова об их юности, о молодом Слуцком:
У меня он стал бывать часто. С порога заявлял:
– Есть пара любопытных фактов.
Излагал какую-нибудь политическую или литературную новость. Или про встречу с интересным человеком… Был весел, оживлен, энергичен. Острил…
Однажды пришел встревоженный.
– Белинков сказал, что я похож на раннего Сюпервьеля.
Такого поэта он не знал, что было ударом по его эрудиции. Предприняли расследование. Выяснилось, что из Сюпервьеля на русский язык переведены два стихотворения в антологии Бенедикта Лившица. Выяснилось так же, что Белинков французского не знает. Слуцкий успокоился. На Сюпервьеля он не был похож. К Белинкову с тех пор не относились всерьез.
(Давид Самойлов. Перебирая наши даты. М, 2000. Стр. 153–154)
Отношение Слуцкго к белинковскому «Олеше» основывалось, конечно, не на том, что с той юношеской поры он привык считать Аркадия болтуном, вралем и пижоном и что это пренебрежиельное отношение к Аркадию осталось у него на всю жизнь.
Но это его пренебрежительное отношение к восхитившей многих книге Аркадия было не позой, а – позицией. И суть этой позиции была не в том, что всё «антисоветское» заведомо дурно уже по одному тому, что оно «антисоветское». Нет, этим своим равнодушием он хотел сказать (показать), что весь так называемый талант Аркадия, собственно, и состоит в этой яростной, упоенной его «антисоветчине», что именно ею, только ею мы восхищаемся, принимая ее за талант. А она, в сущности, являет собой не что иное, как обратное общее место.
Оригинальное мнение высказал Тургенев о Достоевском. «Знаете, – говорил он, – что такое обратное общее место? Когда человек влюблен, у него бьется сердце, когда он сердится, он краснеет и т. д. Это все общие места. А у Достоевского все делается наоборот. Например, человек встретил льва. Что он сделает? Он, естественно, побледнеет и постарается убежать или скрыться… А Достоевский скажет наоборот: человек покраснел и остался на месте. Это будет обратное общее место. Это дешевое средство прослыть оригинальным писателем.