Недостойная невеста - стр. 19
Тем не менее, отец не разделял этого оптимизма. С той самой памятной ночи он был чернее тучи. И всю дорогу обратно в Рошар снова молчал, будто Луиза кругом была виновата. Да, конечно же, он злился, потому что его планы пошли прахом. Но искренне удивляло другое: неужели отец был настолько самолюбив, что оказывался не в силах порадоваться за собственную дочь, перед которой вдруг открылись такие перспективы? Луиза подозревала, что тогда, в монастыре, он искал встречи с мадам, чтобы отказаться от предложения, но, к счастью, ничего не вышло. Монахини женской обители мужчин не пускали дальше гостевого дома, а утром сказали, что господа уехали затемно. И теперь барон де Монсо остался с обещанием, которое дал герцогине, приняв ее покровительство. И залог…
Бархатный футляр так и манил. Конечно, еще тогда, в монастыре, Луиза не удержалась от любопытства и заглянула внутрь. Украдкой, будто ее могли застать на месте преступления. Сердце замерло, когда щелкнул крошечный замочек, и взгляду предстало ослепительное содержимое небольшого продолговатого футляра — элегантная брошь. Каплевидная жемчужина на голубой атласной ленте, завязанной бантом. От восхищения вздох застрял в горле — Луиза никогда не видела подобной красоты. Верх вкуса и изящества! И теперь по несколько раз на дню она тайком от всех примеряла и любовалась в своей комнатушке.
Сейчас закатный луч бил в оконце, и жемчужина горела золотисто-розовым. Луиза держала маленькое ручное зеркальце, подставлялась под свет, не в силах оторвать взгляд от мягкого перламутрового блеска и переливов лучшего атласа. Даже ее коричневое суконное платье, украшенное на вороте этой великолепной брошью, преобразилось почти до неузнаваемости. Перестало быть убогим и унылым. И сразу глаза казались ярче, кожа — белее, шея — изящнее. И сама она будто приобретала какой-то вес, становясь кем-то другим, кем-то значимым. Ей так хотелось быть похожей на мадам де Ларош-Гийон…
Скрип двери заставил Луизу вздрогнуть, и она едва не выронила драгоценность. Цепко зажала в кулаке и только потом опомнилась, что великолепный голубой бант теперь смят. Она порывисто повернулась и увидела сестру Франсуазу. Та была младше на полтора года, и самой противной из девочек, самой завистливой. Вечно высматривала и вынюхивала, чтобы всем разболтать.
Франсуаза поджала губы, прищурилась. Ее лицо стало острым и крысиным. Она была бы очень милой, если бы не эта вечная гримаса.
— Что это у тебя? Откуда?
Луиза инстинктивно убрала руку за спину:
— Ничего. Уходи отсюда, я тебя не звала.