Любовница моего отца - стр. 98

— Клиент приехал.

Он разворачивается и собирается уйти, а я неожиданно цепляюсь за его ногу и держусь так крепко, что в пальцах заломило.

— Не бросай, — хриплю ему, мне кажется, что этот Бур совсем не страшный по сравнению с тем клиентом, которого они ждут.

— Пусти, дура, — он дергает ногу, а я тащусь за ним по холодному полу, обдирая кожу о шершавый пол. Она, будто картонная, издает сухой шелест.

— Не брос… — не договариваю, потому что мужчина отдирает меня от штанины, и сильный шлепок по лицу остужает мое рвение и желание найти защиту у него.

Перекатываюсь на бок и замираю в такой позе ровно до тех пор, пока холод не проникает под кожу. В голове выстраиваются ненужной логической цепью мысли. Как так получилось, что я даже не помню, что со мной было? Ведь должна же я была хоть как-то постараться вырваться отсюда.

Мое недолгое одиночество нарушает появление «клиентов». Да, их было несколько, я слышала по шагам. Застыла в одной позе и так и лежала, не поворачиваясь.

— Почему на полу? — голос Руслана ядовитым лезвием полоснул по горлу, и внутри тут же разлилась желчь обиды.

— Да так, она буйствовать начала снова, — голос Бура, такой заискивающий и как будто извиняющийся. Явно не стоило ожидать от него помощи, такой не то, что не поможет, но и сразу же сдаст.

— Что-то давал?

Ага, а вот и немного всплывают факты.

— Не успел, шеф, — замялся мужчина.

— Пошел отсюда, — стальной голос, словно у робота, и шаги. Такие знакомые и в то же время чужие.

Я вся сжалась, будто хотела сравняться с полом. Сильно зажмурила глаза, аж веки заболели.

— Вставай, девочка, — голос обманчиво бархатистый, под напускным спокойствием слышу клокочущие ноты раздражения.

Продолжаю лежать, но не из-за того, что не боюсь его, нет, просто силы вдруг оставили меня. Тело будто ватным стало. Не могу ничего ни сказать, ни сделать. Сейчас подвластно мне лишь только одно — слезы. Я плачу, не останавливаясь. Неслышно, бесшумно.

Плеча качается прохладная ладонь, а мне кажется, что кипятком кожу обдало. Начинаю от боли выть.

— Вернусь через пятнадцать минут, чтобы было все как обычно, — мужчина встает, и шаги удаляются.

Хочу повернуться. Хочу вопить и умолять о прощении, но язык будто прирос к небу и слова застряли в горле. Так и остаюсь лежать к нему спиной.

— Лучше не зли его, детка, — закутывает меня в полотенце немолодая женщина. — Вовка, держи крепче, не видишь, трудно ей стоять. И не противься, — шепчет она горячо мне в ухо, пока вытирает волосы, — жалко тебя, но против него не посмеет никто пойти. Как же тебя угораздило-то попасться ему на пути?