Любовница моего отца - стр. 97
Руслан. Сознание, словно высохшая горошина, которую запустили в пустую емкость, начинает биться внутри черепной коробки, пытаясь тем самым разбить надтреснувшую сухую оболочку и выпустить из этого плена память.
Хватаюсь за голову, сжимаю ее между колен.
— Нет, нет, нет! — кричу, когда перед глазами, словно кадры из фильма, начинают проноситься картинки.
Чувствительность возвращается, обостряясь во сто крат, выворачивая душу наизнанку от тех страшных и грязных воспоминаний. Суставы выламывает, и я падаю на колени, выставляю вперед руки, опираясь на них. Рвотные позывы стискивают желудок в тугой узел, но остановиться я не могу. Горечь извергается желчью, а из глаз льются слезы.
Тело вмиг покрывается испариной, и меня начинает знобить. Господи, за что? Лучше смерть, чем все это!
Но, как оказалось позже, когда после моих криков в комнату вошел плечистый низкорослый мужчина, это все были цветочки. И пожалела я потом сто раз, что открывала рот.
— Ах ты, сука, как задрала уже, а? — в комнату врывается мужик и хватает меня за шею, отталкивает в сторону. — Задолбала ты уже всех. Хоть бы сдохла, что ли, уже, — он толкает меня ногой в бок, и я отлетаю в сторону, как щенок какой, больно ударяясь ребрами о пол.
Задыхаюсь от боли, от обиды. Закусываю губы до крови чтоб не закричать.
— Нет, ну правда, — он поворачивается ко мне лицом. — Макс! — орет во все горло, а сам смотрит на меня с интересом. — Позови Лидку, пусть приберется здесь, а то скоро клиент уже придет.
От этих слов иней покрывает все внутри.
— От такой ебли уже любая бы давно сдохла, это точно, а ты вон, глянь, — присаживается возле меня на корточки, а я смотрю на него, не мигая. — После трехнедельной долбежки еще и выглядишь нормально, — он проводит костяшками пальцев по предплечью, а я от свалившихся на меня новостей начинаю вздрагивать всем телом, беззвучного рыдая.
— Три недели? — сквозь зубы, отбивающие дробь, спрашиваю я, не надеясь получить еще раз подтверждения.
— Да, представь, твоя пизденка, — он ухмыляется, — да и не только, — плотоядно оглядывает меня и задерживает взгляд на ягодицах, — служат таким неплохим подспорьем одному очень уважаемому человеку.
Закатываю глаза и только сильнее сжимаюсь в клубок.
— Дык ты не боись, — его ладонь касается щеки, и я открываю глаза. — Если жива останешься, себе заберу.
Я дергаюсь от его слов как от пощечины.
— Не обижу, обещаю.
— Бур, — слышу мужской голос, что раздается от двери, — там это…
Плечистый отдергивает от меня руку, как от прокаженной, резко встает и выпрямляется в струнку.