Культурогенез и культурное наследие - стр. 116

Однако как научно познать чувственно воспринимаемое многообразие, когда уже схвачена идея общего типа, как перейти от общего к описанию индивидуального? Этот вопрос был стержневым в «Морфологии» Гёте, «новой науке не по предмету, а по методу», и его Гёте решал иначе, чем Аристотель. Путь от общего к индивидуальному Гёте мыслил вовсе не через родовидовые определения сущего, оперировавшие признаками. Особенности этой процедуры были связаны у Гёте с динамизированным виденьем Природы. Как известно, Аристотель в отличие от Платона также не игнорировал изменения в вещах и описывал их, вводя идею телеологии. Но, исходя из античного статичного видения мира, аристотелевская телеологическая динамика принципиально отличалась от динамизированного видения Природы у Гёте. Природный Gestalt Гёте называл Протеем, который существует не иначе как в непрекращающихся переменах, следовательно, его нужно было схватить соответствующим понятием. Если аристотелевское понятие вида (ειδος) было статичным, то у Гёте понятие «тип» (прообраз) был принципиально соединен с идеей метаморфоза.

Идея метаморфоза придавала особенности интеллектуальной интуиции Гёте. И «нус» Аристотеля, и интуиция Гёте были интеллектуальными интуициями. Но интеллектуальная интуиция у Аристотеля – это угадывание «вида» как сущностного общего («вторые сущности») – постигает образ как статику, как статичную чувственно-когнитивную структуру (ειδος). У Гёте акценты были расставлены по-другому. Интеллектуальную интуицию, согласно Гёте, должны дополнить творческое, художественное воображение и фантазия; они постоянно творчески преобразовывают, развивают прообраз. У Гёте интеллектуальная интуиция есть творческий интеллект (идея конгениальности познающего ума и творящей Природы). Такая творческая интуиция осуществляет метаморфозы с прообразом (символическим цветком), а герменевтический момент в структуре этого гётевского понятия связан с постижением сверхчувственного в образе.

Понятие «тип» (или «символический цветок») Гёте характеризовалось вещностью созерцаемого образа. Но одной образности как характеристики было мало. Что же, согласно Гёте, означало преобразовывать, развивать? Что значило присоединить еще активность познающего духа? Как полагает Г. Лооф, заслуга Гёте в шлифовке понятия символа явно проистекает из другого источника, а именно из протестантской герменевтики, из понятия символического в старопротестантском языковом его употреблении, а также из учения о таинствах[192]. В этом понятие «тип» (или «символический цветок»), требующее активности духа, перекликается со средневековыми способами постижения символа. В Средние века символический способ познания основан на необходимости: невозможно познать Бога иначе, нежели исходя из чувственного. Но здесь в понятии символа звучит и метафизическая подоснова: исходя из чувственного, возможно возвыситься до божественного, ибо чувственное – это не просто ничтожество и мрак, но истечение и отблеск истинного. Гётевское понятие символа совершенно нельзя понять без этой его гностической функции и метафизической подосновы. Так в Средние века понятие символа поднимается до уровня философского понятия таинственного знака, ибо символ – это не просто любое знаковое обозначение, он предполагает метафорическую связь видимого и невидимого. Внутреннее единство образа и значения, составляющее символ, простым отнюдь не является: символ не соединяет автоматически мир идей с чувственным миром; он позволяет задуматься о несоответствии формы и сущности, выражения и содержания. Если Шиллер со своих идеалистических позиций сдвигал значение символа в направлении эстетического, то «у Гёте это слово еще лишено какого бы то ни было эстетического значения»