Жизнь и приключения капитана Майн Рида - стр. 10
Мар. Как удивительно, милорд, как похоже на…
Каз. Нет, выслушай меня, Маринелла, до конца. Это печальное признание стало известно всем – незнакомцу, девушке и юноше, но они втроем стали такими друзьями, что не могли расстаться; жили, как прежде, в согласии у общего очага. А теперь мой рассказ становится печальным. Со временем девушка обнаружила в глубине сердца непостижимое чувство, которого раньше никогда не ощущала или ощущала только во сне. Вскоре оно окрепло – это была любовь! Любовь не к тому, кого она поклялась любить, но к своему приемному брату! Юноша тоже любил девушку. Природа заронила зерно любви в их сердца, где оно лежало во тьме, пока не проросло. Каждый из них тяжело переживал свою любовь, каждый старался подавить ее. Но когда эти старания оказались напрасными, каждый решил никогда больше не видеть другого в земной жизни…
Во время пребывания в Филадельфии Майн Рид познакомился с Эдгаром Алланом По, и отныне этих двух людей связывала теплая дружба. После появления несправедливой биографии покойного поэта, написанной доктором Гризвольдом, Ман Рид так защищал своего неверно оцененного друга:
«Почти четверть века назад я был знаком с человеком по имени Эдгар Аллан По. Я знал его хорошо, знал, как только может один человек знать другого после тесного и почти ежедневного общения на протяжении двух лет. Он уже тогда был известным поэтом, а я – всего лишь скромным поклонником муз.
Но я собираюсь говорить не о его поэтическом таланте. Сам я никогда не считал его великим поэтом, тем более, что знаю: стихотворение, ставшее краеугольным камнем его славы, создано не Эдгаром Алланом По, а Элизабет Баррет Браунинг[6]. В «Ухаживании леди Джеральдины» вы найдете оригинал «Ворона». Я имею в виду настроение, мягко текучий ритм, воображение и многие слова, даже «шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах»[7].
Мое выступление не похоже на защиту покойного поэта и не предназначалось для такой защиты. Я мог бы это сделать относительно его прозы, которая по классической чистоте и острой аналитической силе до сих пор не превзойдена в республике литературы. Но я взялся за перо не для того, чтобы говорить о его поэзии или прозе, но из-за гораздо более важной, по моему мнению темы, – его характера и морали. Вопреки моему убеждению, мир считает его великим поэтом; и мало кто может усомниться в его талантах прозаика. Но мир также считает его мерзавцем и подлецом; и мало кто решается усомниться в этой доктрине.
Я один из этих немногих; и я сообщу причины этого, опираясь на собственное знакомство с этим человеком. Пытаясь восстановить опороченную репутацию и память Эдгара Аллана По и спасти его от клеветников, я не собираюсь рисовать его образцом морали и поведения в обществе. Хочу только справедливости; и если она будет достигнута, думаю, его больше не будут считать чудовищем, каким до сих пор изображают. И это отвратительное одеяние переместится с его плеч на плечи враждебного биографа.