Железо - стр. 47
– Ты приходишь слишком часто, – ее большие белые глаза на худом лице укоризненно поблескивали во тьме. – Дош стал задавать слишком много вопросов…
– Он к тебе сегодня прикасался?
Демона непонимающе кривила губы.
– Что за вопрос?
– Прикасался или нет? – хватал ее за плечи Жигалан и притягивал к себе.
– Мы живем с ним под одной крышей. Мы повенчаны. Как сам думаешь?
Бьющий в Грудь оттеснял ее и врывался в проем. На лежанке у очага полулежал рыхлый мужчина с толстыми губами, плешью и впалым подбородком. От вида разъяренного воина в своем жилище он трясся и примирительно воздевал руки к кровле. Жигалан хватал его за жилетку из облезлого меха и дергал поближе к своему лицу.
– Прямо сейчас ты помчишься к алтарю и будешь ждать прихода паствы во главе с Говорящим Отцом. Скажешь, что Бьющий в Грудь приговорил тебя к двум зимам освобождения железа на карьере за оскорбление представителя воинского братства…
– Но я же никого не оскорблял, – блеял Дош. Позади них в проеме высилась Демона, в ужасе прикрыв ладошкой свой алый рот. – Я не могу завтра!.. Бу-Жорал поручил нам успеть до конца этой луны удлинить вытяжки аж четырем горнам…
– Как отбудешь наказание на карьере и вернешься в эту убогую лачугу, ты просунешь в это окошко свою плешивую голову и глянешь вниз – там будет столько кирпичей, что тебе с лихвой хватит на переселение в Площадь Предков.
Слезящиеся глазки Доша неверяще выпучивались.
– Но откуда… Точнее, я хотел сказать, зачем это вам?..
Жигалан припечатывал его коленкой в пах, отчего тот жалобно взвизгивал.
– Я доходчиво ответил на твой вопрос?
Гончар отползал от воина и суетливо собирал с собой котомку. Жигалан с победной улыбкой поворачивался к ошеломленной Демоне, но та не разделяла его триумф.
– Он не заслужил этого.
– Ты права, – воин нетерпеливо стягивал с нее поношенную тунику и припадал жадным ртом к ее белым, податливым грудям. – Не заслужил он этого…
В эту ночь им впервые не пришлось любиться под открытым небом и на голом, прохладном камне, где иногда проносились скорпионы, которых она так опасалась. Лежа в объятиях своей возлюбленной, Жигалан восхищался пляской крохотных язычков пламени, а его ладонь грелась меж ее стиснутых бедер. Он чувствовал в этот миг небывалое единение с миром и самим собой – он был слишком размякшим, чтобы терзать себя муками совести. Мальвы в этот миг не существовало. Но утром она материализовалась снова, с новой, невыносимой для него силой.
– Я тебе не верю, – заливалась она слезами, покачивая на руках орущего Ачуду. – Я спрашивала у Хоббы, он не видел тебя этой ночью у границ…