Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов - стр. 36

24/X-41

Продолжается campagne de presse[105] о защите Москвы. «Будет обороняться каждый дом» и т. д. Население призывается «бороться не только с вражеской пехотой, но и с танками». Чорта с два! С танками населению бороться! И вообще пытаются изобразить защиту Мадрида в 38–39^>м гг. и «гражданскую». Заместитель начальника Совинформбюро заявил в очередной пресс-конференции иностранных корреспондентов о том, что часть правительства, ряд наркоматов, Совинформбюро и дипломатический корпус находятся в Куйбышеве. По его словам, «Государственный Комитет Обороны во главе с тов. Сталиным находится в Москве». Лозовский заявил, что «переезд части правительства и ряда наркоматов в Куйбышев ничуть не означают ослабления воли и решимости оборонять Москву». Н-да. Куйбышев (б. Самара) находится на Волге. Крупный центр, подальше и Казани и Саратова, на солидном расстоянии от Москвы. Оттуда можно куда угодно уехать. Говорят о том, как «женщины будут подносить ящики с патронами бойцам, с оружием в руках» и т. п. Смутно напоминает оборону Парижа в 1870, коммуну… Но я держу пари, что красные не сумеют одержать решающих успехов даже на подступах к Москве. Недаром все же большое количество народных комиссаров, часть правительства и «дипломатический корпус» потихонечку удрали в Куйбышев. Опасность в этих «драться за каждую улицу», «каждый москвич должен стать солдатом» и т. д. Да плевал я на это! Еще чего захотели! Продолжаю читать «Фальшивoмонетчиков». В ноябре, 7^>ого и 8^>ого, ― Октябрьские праздники (24^>я годовщина Революции). Немцы захотят вступить в Москву до этих дат, я уверен, они же любят эффектные ходы. А это будет эффектно…Что да, то да. Тут уж чья возьмет. Во всяком случае, московское население сейчас не особенно храбрится насчет обороны Москвы. Посмотрим. Купил 1 кг изюму, 1 кг яблок. Да-с. Сильнющая бомбардировка вчера, я провел все время в глубоком и элегантном сортире на Пушкинской площади. А говорят, что это еще только цветочки. Гм. Вероятно, сегодня увижу Сербинова и Валю. Постараюсь пойти к районному глазнику, если успею. Должен еще пойти на почту, узнать, нет ли почты для меня, до востребования.

26/X-41

24^>го вечером позвонил А.С. Кочетков и предложил мне включиться в эшелон на Ташкент ― последний эшелон писателей. 25^>го я пошел в главный почтамт, где нашел телеграмму из Ашхабада, содержащую точный адрес Митьки. Он ― в Ашхабаде. Тут я решил ехать, тем более, что 25^>го числа вышло постановление, обязывающее все трудоспособное население выйти на строительство кольца оборонительных укреплений вокруг Москвы. Поскольку я знаю, где Митька; поскольку едет Кочетков и мы поедем вместе; учитывая то, что решили ожесточенно биться за город (строятся баррикады), и то, что всех посылают на строительство укреплений, я счел целесообразным включиться в список эшелона на Ташкент. Думаю доехать до Ташкента, а там, если Кочетков поедет в Ашхабад, поехать с ним: нужно же куда-нибудь приткнуться. Потом, страшно хочется увидеть Митьку. Конечно, много «но»: посадка, еда во время путешествия, возможность быть разбомбленным и плестись пешком неизвестно куда; неизвестно, где буду жить в Средней Азии, что буду делать… Но нужно рискнуть; здесь, в Москве, все слишком грозно; грозит физическое уничтожение… Кроме того, поеду я не один; это уже очень много. Авось будет какая-то помощь. Конечно, очень горько покидать столицу, Валю, свою комнату, покой кровати… Но нечего делать, нужно: здесь никого не останется, вот в чем дело: будет пальба, солдатье, и ни души, и бомбежка. Вещей я беру сравнительно мало, обременять себя нельзя; но все любимые книги везу с собою. Во всяком случае, едем не в теплушках, и то хлеб. Надеюсь, что поеду в одном вагоне с Кочетковым. Ехать надо, непременно. Конечно, доехав до Ташкента, будет очень досадно, если придется двинуть куда-нибудь в другое место, чем Ашхабад, ― ведь там человек, наиболее мне близкий друг из всего СССР ― Митька! Но ничего, увидим. Возможно, что Кочеткову придется ехать в Алма-Ату, а как мне одному в Ашхабад? Бесспорно, рано об этом говорить. В Ташкенте не прописывают; Ташкент рассматривается как переплавочный пункт. Н-да. И все же я верю в какое-то светлое будущее или, по крайней мере, в счастливые моменты… Привилегия юности? – Быть может, но avouez que ҫa aide à vivre