Юки-онна, или Записки о ёкаях - стр. 3
Она закрыла глаза и умерла – легко, как засыпают наигравшиеся дети. Мертвая, она была прекрасна; на губах у нее застыла улыбка.
Ее похоронили в саду, в тени любимых деревьев, и положили в гроб маленький колокольчик. Над могилой возвели красивый памятник, украшенный семейным гербом и надписью (каймё)[6]: «Старшей сестре, Сияющей Тени Цветущей Сливы, обитающей в чертогах Великого Моря Сострадания».
Однако спустя год после смерти жены родственники и друзья самурая принялись настаивать, чтобы он женился вновь.
– Вы еще молоды, к тому же единственный сын в семье, а детей у вас нет, – говорили они. – Жениться – ваш долг. Если вы умрете бездетным, кто будет приносить жертвы и поминать предков?
Его так уговаривали, что в конце концов он решил вступить в брак. Невесте было всего семнадцать лет, и мужчина страстно в нее влюбился, хоть гробница и высилась в саду немым – упреком.
В течение семи дней ничто не нарушало счастья новобрачной; затем служба потребовала присутствия мужа по ночам в замке господина. В первый вечер, когда он ушел, молодой женщине было беспокойно, хоть она и не понимала, в чем дело, – она просто чувствовала смутный страх безо всякой причины. Она легла спать, но не смогла уснуть. В комнате было душно, как перед грозой.
Глубокой ночью, в Час Быка, женщина услышала звон колокольчика, какой носят с собой буддийские паломники. Она удивилась: что понадобилось паломнику в самурайском квартале в такое время? Звон ненадолго затих, а затем раздался ближе. Очевидно, путник приближался к дому, но почему-то со стороны сада, куда не было хода с улицы. Вдруг ужасающе завыли и заскулили собаки. Молодую женщину охватил ужас, как в страшном сне… Колокольчик звенел в саду… Она хотела встать и разбудить служанку, но обнаружила, что не может подняться – не может шевельнуть и пальцем, – не может крикнуть… Все ближе, ближе слышался звон колокольчика… О, как завыли собаки!
Хотя двери были крепко заперты и ширмы стояли на месте, в спальню легко, словно тень, скользнула женщина… женщина в погребальном одеянии, с колокольчиком в руке.
Она была давно мертва, и распущенные волосы висели у нее вдоль безглазого лица; сквозь спутанные пряди она взглянула на молодую жену, и безъязыкий рот произнес:
– Нечего тебе делать в этом доме! Здесь по-прежнему я хозяйка! Уходи отсюда, но никому не говори, что случилось. Если скажешь ему, я разорву тебя на части!
Промолвив это, призрак исчез. Молодая жена лишилась чувств от страха и пролежала так до рассвета.
Впрочем, при свете дня она усомнилась в том, что видела. Предостережение призрака по-прежнему тяжким бременем лежало у нее на душе, и она не посмела никому об этом рассказать, даже мужу; но женщина почти убедила себя, что ей просто-напросто приснился страшный сон.