Высшая школа им. Пятницы, 13. Чувство ежа - стр. 87

Уф. Не галлюцинация. С чего бы галлюцинации красить губы? И не сон: во сне не бывает настолько холодно и не болит подвернутая щиколотка. И чихать не хочется.

Наверное, местные ролевики развлекаются с утра пораньше, пока некому их обсмеять.

И ладно. Просит Коломбина не приставать — не будем приставать. Домой надо. Срочно!..

Подумала — и осталась на месте. Любопытство, как известно, не порок. Холодно, конечно, до стука зубов, но простуда Виоле и так уже обеспечена, а когда еще такое увидишь?

Неудержимое воображение немедленно подсказало, что за серенаду будет петь этот гондольер: «А ты стоишь на берегу в синем платье...»

Непременно голосом Трофима!

Коломбина тихонько, словно колокольчик прозвенел, рассмеялась. А гондольер в самом деле запел про синее платье голосом Трофима:

— И, распахнув свои шальные объятья, ласкает нас морской прибой-бой-бой… — И почему-то очень обиженно посмотрел на Виолу.

Черный пес рядом фыркнул и боднул ее головой: иди, не отвлекай людей.

Виола послушалась. В самом деле, было ужасно холодно, и в носу хлюпало, а в горле першило. Сейчас бы горячего молока с медом и корицей, как делает Франсуа! И булочек, мягких свежих булочек!

Она брела наперерез редким машинам, держась за холку черного пса, а перед глазами так и стояли эти булочки, и красный колпачок, и даже слышался сердито-укоризненный голос старого лютена:

— Как же так, мадемуазель Виола, в такую сырость, и в тапочках!..

Внезапно стало так зябко и жалко себя, что она хлюпнула носом… и едва не упала, натолкнувшись на что-то… на кого-то…

— О-ла-ла, мадемуазель, вы совсем замерзли! — сказали таким родным и знакомым голосом, а красный колпачок обиженно закачался прямо перед ее носом. — Что я скажу мессиру Жану?!

«Франсуа! Ты нашел меня! Наконец-то!» — хотелось крикнуть ей, но от облегчения она разрыдалась, обняв старика и уткнувшись в его пахнущую ванилью и лавандой макушку.

А он поглаживал ее по спине, бормотал что-то утешительное, и пустая набережная вместе с далекой песней гондольера растворялась, таяла в теплом молочном тумане… и было так хорошо, тепло и спокойно, кто-то мохнатый и горячий сопел рядом, привалившись к ее боку…

Сначала сопел, а потом стал прыгать, и трясти ее за плечо, чего-то требовать и звать странным и неправильным именем…

— Киллер, да просыпайся ты! Киллер!..

[1] Стихи С. Никифоровой, больше известной как Алькор.

[2] Моя прелесть (итал.)