Выбор - стр. 39
– Он не мог потерять лошадь. Боюсь, мы не увидим его живым, – продолжил Блуд.
– А ты не бойся! Лучше найди Бакуню. Если не живым, то мертвым.
– Марфа, кстати, тоже еще не вернулась. – Блуд произнес это как что-то несущественное, стоя вполоборота, собираясь уходить.
Свенельд остановил помощника жестом, переваривая последнюю новость.
– Ищи обоих. И приготовь-ка мне лошадь с сопровождением. Попробую кое-кого разговорить насчет Марфы.
Блуд внимательно всматривался в задумчивое лицо воеводы, словно пытаясь там найти ответы на заданные вопросы.
– Чего пялишься? – рявкнул Свенельд, опасаясь, что продемонстрировал подчиненному лишние эмоции.
Блуд, ничего не сказав, поспешно выскочил. Двери шумно хлопнули, приоткрывшись от удара.
Улыбка удовлетворения пробежала по лицу воеводы вслед за раздавшимися с улицы криками:
– Коня воеводе! Чего двигаемся, как сонные тараканы! Бегом, я сказал!
Везнич спал крепко и безмятежно.
Он лежал на спине, широко раскинув руки, голова съехала с подушки и неудобно наклонилась в сторону.
Марфе невольно представилось, что, когда оборотник проснется, его шея будет болеть.
За окном, несмотря на раннее утро, деловитые переговоры людей смешивались со стуком и скрипом.
Сквозь мутные пластинки слюды, вставленные в окно, различались фигуры собирающихся в дорогу постояльцев. Приоткрыв створку, девушка узнала одного из вчерашних спутников, запрягавшего лошадей, – Настасья и бородатый всадник исчезли.
События прошедшего дня всплыли в памяти…
Пылкая прощальная речь Везнича представлялась сегодня совсем по-другому. Боль от его слов, призывающих расстаться, смешивалась со страстью долгой разлуки и не позволяла понять смысл сказанного.
Марфа провела по руке оборотника, запоминая ощущение, вызываемое необычной бархатистостью кожи, чем-то похожей на кожу новорожденного жеребенка. Сейчас, когда страсть и жажда любви отступили после безумной ночи, сказанное Везничем казалось разумным и единственно правильным.
Мужчина мог себе позволить иметь несколько женщин, но ее поведение наносило оскорбление Святославу. Марфе не хотелось даже тайно унижать мужа, всегда остававшегося для нее другом. Это раздвоение в жизни съедало ее изнутри, не позволяя быть счастливой. За наслаждением, испытываемым от близости с Везничем, всегда стояла тень вины, придавая ярким краскам любви легкий оттенок грусти и отчаяния.
Умиротворение, излучаемое милым лицом сына, сияющим среди соломенных кудряшек волос, сменялось тревогой за то, что тайное станет явным. Внимание и любовь Ольги, принимавшей самое активное участие в том, чтобы ее сын был счастлив, воспринимались как незаслуженный дар и вызывали чувство стыда.