Время животных. Три повести - стр. 19

Несомненной отрадой для изнывающих на степном зное стройотрядовцев была полноводная стремительная река с тёплой спокойной заводью возле берега, в которой иссечённые солёными песками студенты купались по нескольку раз на дню. Санька повадился к заводи по утрам, когда ужасно не хотелось вставать из-за ломоты во всём не привыкшем к постоянному труду теле. Вдосталь поплавав и поныряв, он возвращался к своему спальному бараку совершенно здоровым и вполне отдохнувшим человеком. Если вечером, после работы, он, тем не менее, принимал на грудь, то утреннее купанье становилось просто необходимым, потому что работать с похмелья на казахстанской жаре равнялось самоубийству. Однако, после двух тепловых ударов, случившихся в отряде, его опытный командир Птичкин предложил бойцам перекроить рабочий график: вставать с рассветом, чтобы уходить на обед вместе с наплывов зноя, то есть в двенадцать. Отдыхать два с половиной часа с тем, чтобы к трём, когда зной начинает ослабевать, возвращаться на своё рабочее место и работать затем до сумерек, то есть примерно до 20 часов. Словом, получается вполне приличный десятичасовой рабочий день почти без риска быть поджаренным на полуденном солнце. Саньку подъём в шесть не устраивал из-за его утренних купаний, но тут уж ничего не поделаешь! Пришлось вставать ещё раньше, но вскоре его размеренный график непредвиденно нарушился. Это произошло по причине простоев, которые стали случаться из-за разных задержек: то кирпича во время не подвезут, то цемента. И приехавший за длинным рублём Санька стал искать работу на стороне, что оказалось вовсе не сложно. И вскоре они с Рыкой занялись уборными, которых требовалось растущему посёлку неимоверное количество. Уборные было принято строить из досок, которых в степи не хватало, и калымщики стали отщипывать тёс от неучтённых отрядных запасов.

– Всё равно, больше половины освоить не успеем, – оправдывался для очистки совести Рыка. – Всё этим бездельникам узкоглазым останется. Тут Рыка, конечно, несколько кривил душой, поскольку местные ленивые казахи в строительстве не участвовали, оставляя эти заботы заезжим армянам и местным украинцам и русским. Но что верно – то верно: редкий ССО полностью осваивал то, что ему привозили по предварительному заказу. Впрочем, возведение уборной начиналось с земляной эпопеи, то есть с копки и долбления в жёсткой и местами каменистой казахской земле огромной выгребной ямы. И это был самый трудоёмкий, самый неприятный участок работы, доводивший копателей до полного изнурения. Подумав, они стали копать на вечернем холодке, а днём подгонять доски и обстругивать стояки и перемычки. Вечером, измочаленные суровой копкой, они брали в сельмаге бутылку – другую «Южного», банные полотенца, свежие майки, трусы и шли к Уралу. Здесь очень скоро Санька наловчился совершать символические заплывы в Европу: то есть из Азии, где они работали и жили, на другой берег реки, где начиналась европейская часть материка. Случайно пронюхавший об этом комиссар отряда Рома Лифшиц предложил Саньке с Рыкой организовать такой заплыв в массовом порядке с целью укрепления дружеских связей Казахстана и России. Были приглашены местные спортсмены и фотокор районной газеты. Спортсмены до Европы не доплыли, поскольку оказались шахматистами и крепко выпили с бойцом Смыковым перед стартом, а удачно переправившийся на другой берег Санька пьяным голосом заорал оттуда, что навсегда остаётся в Европе. Чтобы не случилось континентального скандала, вернуться его уговорил тоже европеец, председатель местного немецкого колхоза Герой Социалистического труда Герман Гесс. После этого Санька стал частым гостем соседнего с Железинкой богатого немецкого села, где не просыхал от сидра и повышенного внимания миловидной немецкой вдовушки Розы, муж которой не вернулся из туристической поездки в Германию. Наконец-то жизнь повернулась к Саньке лицом, и он даже подумывал: а не остаться ли в этих степях на год – другой немецким бюргером? Сидра у немки было несколько кадок, ещё с прошлых годов, а самогону он легко нагонит сам: сырья окрест поспело не меряно! Но когда в отряде было устроено прощальное с Казахстаном застолье, сердце Саньки дрогнуло. Он долго танцевал с заметно исхудавшими студентками, а потом Жанна увела его в степь, где всё и решилось. Это было как глоток насыщенного озоном воздуха, когда ты спешишь сосняком, силясь успеть к началу уже валящейся на родное село грозы. Темпераментная, заводная Жанна до крови исцарапала ему спину и до сини исцеловала шею и грудь, и он, вдруг ощутив знакомый дорожный гул, поднялся над её крепким, красивым телом и упёрся взглядом в непреодолимое, манящее свечение своей синей звезды… и она смотрела на него с Запада.