Время животных. Три повести - стр. 21
– Пап, дай чего попить? Что-то нехорошо мне… Появившийся в проёме папа Федя полюбопытствовал с участливой улыбкой:
– Что, свою забыть не можешь?
– А откуда ты взял? – выразил отцу полное недоумение Смыков – младший. – Я, вроде, про баб своих не базарил?
– Ты про себя, во сне базарил, – внёс полную ясность папа Федя. – Видно, здорово она тебя зацепила, шалава, раз ты её трёхэтажным крыл! Красивая хоть баба-то?
– Не то слово, бать, – отвечал сын, сокрушённо хватаясь за голову. – Я и был то с нею всего раз, а так достала, что хоть в петлю. У меня ведь там симпатичная женщина появилась, немка-хуторянка. Я даже жениться на ней думал и заняться её большим хозяйством, торговлей, магазинчик бы в Железинке завёл. Она меня, в отличие от этой, как ты говоришь шалавы, любила и всегда была со мной ласкова. А какие у неё перины! Я в них тонул просто. И, знаешь, она меня сама мыла, вытирала махровым полотенцем, а потом приносила мне на диван холодного сидра.
– Дурак ты, Санька! – С чувством сказал отец. – Таких женщин нынче днём с огнём не сыщешь! А этих подстилок вон… раком до Москвы не переставишь! Женился бы, и я бы к тебе приезжал, по хозяйству там подсобить, баньку истопить… Банька у неё есть?
– А то. Да какая! – С гордостью, как о своей собственности, отвечал Санька. – Можно каждый день тёплый душ принимать. И теплицы у неё классные, и пруд во дворе в камне, и двор тёплый, а в нём… кого только нет! И коровы, и овцы, и свинья, и птицы разной – до сотни штук! Она даже не считает, потому как там у всех – целые стада да стаи!
– А, может, ещё не поздно? – с мелькнувшей вдруг надеждой дрогнувшим голосом спросил папа Федя. – Может, напишешь ей, сына? Так, мол, и так. Вернулся вот домой и всё никак не могу тебя забыть! Я не из-за хозяйства её, пойми. Просто, в молодости сам мимо хороших женщин прошёл, всё ожидая чего-то особенного. А ничего особенного просто не бывает. Вернее, бывает, но вот так бессмысленно и больно, как с твоей Жанной.
– Это как с самой большой рыбой, которую никогда не поймаешь! – Вспоминая Сандору с Питкиным и Ганзой, сказал задумчиво Санька.
– Очень точно сказано! – согласился папа Федя. – И на кой она нам сдалась, эта самая большая, которая всю снасть испортит? Рыба должна быть по ловцу. А самая большая пусть плещется себе до поры. Её браконьер острогой загарпунит.
– Отец, а зачем писать да ждать потом, пока письмо туда – сюда? – Решительно поднялся с постели Санька. – А мы сейчас позвоним. У меня в записной и телефон её есть. Сейчас наберём или закажем на вечер, если где-то по делам елозит… И оба на пару ринулись к старомодному аппарату, висящему, как в Смольном, на стене. Соединение, к Санькиному удивлению, произошло уже после третьего набора. Но вот к телефону долго не подходили. И когда раздосадованный Санька уже собрался положить трубку, в динамике сухо щёлкнуло и зафонило, как это бывает при грубо поставленной прослушке.