Восстание Спартака - стр. 27
– Почему вы не отступили, когда я отдал приказ? – спросил я.
– Коли я виноват в чем-то, то готов понести наказание, – это были слова Икрия, давнего сторонника Спартака, командира пятого легиона из первого корпуса Каста, на поле боя лишившего поддержки третий легион. Икрий вместе с Тарком присоединился к восстанию у Везувия и достойно показал себя в бою с отрядом римской милиции Глабра93. – Но, ради всех богов, ради чего стоило отступать? На наших глазах гибли наши соратники! Римляне забрали жизни целого легиона! Нас было тридцать тысяч, когда их было всего шесть! Что нас ждет в этой войне дальше?
– Из-за тебя погибли Каст и Висбальд! – прорычал я.
– О нет, Спартак, Каст перед началом наступления сказал, что каждый сам за себя! Хочешь знать, почему я пошел за Ганником, Спартак? Да потому что вернуть долг грязным римлянам за отобранную свободу для меня важнее мнимой новой жизни! – вскричал с волнением Икрий.
– То что вы называете свободой, я называю лошадиным дерьмом! – прошипел Ганник, не скрывая своего пренебрежения. – В Тибр такую свободу, вот что! Нам не вернуть того, что у нас отняли римляне! Признайся, что мы проиграли эту войну. Так почему не остановиться и, как подобает настоящим воинам, не принять свое последнее сражение…
– Как фракийцы, вырезавшие марианцев в Пренесте, могут говорить о чем-то человеческом и о свободе!94, им нет дела до наших чаяний!– взъярился Эростен, сплевывая себе под ноги.
Я помнил, что командир десятого легиона второго корпуса Гая Ганника остался сражаться с личным легионом Красса и прикрыл Каста и Висбальда.
Ганник зашипел, давясь от ярости, и поспешил выхватить клинок. Рут и Эростен потянулись к своим мечам. За рукояти гладиусов взялись Икрий и Тарк.
– Отставить! – я сделал шаг вперед.
Ганник и Рут замерли. Отступили Икрий и Тарк. Остановился Эростен. Рут с физиономией, перекошенной от гнева, убрал свой меч. Для меня стало откровением, что среди моих полководцев существуют жесткие противоречия.
– Говори, Гай Ганник! Каждый имеет право говорить то, что посчитает нужным, мы свободные люди! – отрезал я. – Вот только теперь мне кажется, что дело вовсе не в Висбальде, кельт! Кто пустил в лагере слухи о моих переговорах с Крассом?
– Ты искал перемирия, Спартак, и сам начал разговоры несколько недель назад… – его взгляд скользнул по гладиусу, оставленному на валуне. Он продолжил: – У нас изначально не было шанса в войне, мы прогнулись от одного доминуса к другому, купились на лестные речи и поддержку! Ты знаешь, что я против этого, меозиец! Нам не вернуть себе семьи, убитые подлым римлянином, не вернуть земли, родину, а значит, счастье! Римляне играют нами, а ты, Спартак, веришь каждому их слову, словно малое дитя! Ну уж нет! Я и мои люди разорвем оковы и станем по-настоящему свободными! Шанс покарать поработителей… – Ганник поднял руку, сжал кулак настолько сильно, что хрустнули костяшки. Лицо кельта исказилось в гримасе отвращения. – У меня не может отнять никто, даже ты.