Воровская правда - стр. 23

– Как же ты без клички тыришь? – очень искренне удивился он.

– А я не тырил.

– Вот как? Чего же ты тогда здесь очутился?

Тимоха пожал плечами:

– По недоразумению. Воровал не я, а один парень. Он стащил у дядьки кошелек и мне его подкинул. А меня схватили.

– Хм... В нашем деле это бывает, – согласно протянул татарчонок. – А может, тебя под нары нужно загнать, если ты не вор? – предложил он, хитро посмотрев на пацанов, которые вдруг весело заулыбались в предчувствии забавной потехи. А потом, сделавшись неожиданно серьезным, поинтересовался: – Какой он из себя, этот хмырь, что кошелек тебе сунул?

Тимофей пожал плечами:

– Невысокий такой. Худой... На пальце у него кольцо в виде черепа, – поднял он правую руку.

– А-а, знаю... Валек это! – веско высказался татарчонок. – Вот кого надо бы под нары сажать. Он верха спустил. Ты не первый, кого он под монастырь подводит, для него это забава. Ну, вот как для меня курево, – отшвырнул он дымящийся окурок.

– Разве это хорошо – честных людей в тюрьму сажать?

Татарчонок заметно нахмурился:

– По-твоему получается, что, кто в тюрьме сидит, нечестные, так, что ли? Да если разобраться, то честнее вора человека и не сыщешь! Я правильно говорю, пацаны?

– Правильно, Заки! – раздалось со всех концов камеры.

– Воры – честный народ!

– Что ж нам с тобой делать-то? Ты всегда такой тихий?.. А что, и кличка хорошая, Тишкой будешь! Хорошая кличка?

– В самый раз, Заки, – одобрительно загудели пацаны. – Умеешь ты новичков крестить! Теперь ему от Тишки до самой смерти не отмыться.

– Ладно, чего стоишь? В тюрьме для всех места хватит. А ну, брательники, двигай! Дайте настоящему уркагану дорогу. Вот сюда садись, рядом со мной. – И Заки крепко обнял Тимофея за плечи.

...Тимофей Егорович не сразу узнал Муллу. От прежнего Заки Зайдуллы остались только выразительные живые глаза, настолько черные и глубокие, что можно было предположить, будто бы именно в них ночь спасается от дневного света. Мулла смотрел на него в упор и терпеливо дожидался, когда Тишка, не выдержав его пристального взора, отведет глаза в сторону.

Кожа на высохшем лице Муллы была разодрана многочисленными шрамами, грубовато заштопанными. Но особенно выделялось три шрама: один кривой ужасной линией рассекал лоб, другой – проходил через нос и убегал далеко за скулу, третий, самый страшный, – жирной багровой полосой начинался у левого виска, проходил через всю щеку и раздваивался на подбородке. Лицо Муллы оставляло неприятное впечатление, казалось, что неумелый «лепила» выбрал его лицо в качестве полигона для своих хирургических упражнений.