Воровская правда - стр. 22
– Вот оно что, – безрадостно протянул парень в галифе. – Ну ничего, в тюрьме посидишь, она тебя выправит. Там у тебя будет предостаточно времени, чтобы крепко обо всем подумать. А ну вставай, говнюк! – потянул он Тимофея за ворот. Рубаха с треском разошлась. – Иди к своим дружкам. Давай, давай, они тебя уже ждут. Там тебя научат жизни! – подгонял он пинками мальца к огромной железной двери. – В кутузке сидеть, это тебе не кошельки на базарах тырить. Присмотри за ним, пока я ключи достану.
– Можешь не торопиться! Я с этого воренка глаз не спущу. Это же надо! – в который раз восклицал мужчина. – Хотел без копейки меня оставить. Я же пни выкорчевывал. Весь мой заработок за полгода!
– Милости прошу!
Дверь распахнулась, и парень в галифе с силой втолкнул Тимофея в полутемное помещение. В нос ударило кислым запахом испражнений и застоявшейся сырости, а затем дверь за его спиной гулко захлопнулась. Камера была переполнена и больше походила на вход в преисподнюю, где громилы дожидались своего часа, чтобы предстать перед глазами падшего ангела.
Тимофей неловко затоптался у порога, съежившись под множеством настороженных взглядов. Через минуту юные узники потеряли к Тимофею интерес, и камера вновь загалдела мальчишескими голосами: они весело переругивались между собой, вспоминали многочисленных приятелей и хвастались удачным воровством. Среди них выделялся худенький долговязый татарчонок, который без конца сцеживал слюну через огромную щербину между зубами и громко, перебивая других, рассказывал о своих удалых подвигах. Из его слов получалось, что он числился в отчаянных разбойниках и на рынке не существовало прилавка, где бы не похозяйничала его тонкая и юркая рука. Татарчонок был весел и задирист, чувствовалось, что прозябание в кутузке дело для него привычное.
Тимофей даже не знал, куда ему присесть, – все места были заняты, никто из мальчишек не желал даже подвинуться. Беспризорники смолили цигари и так искусно матерились, что Тимофей почувствовал себя в их обществе домашним дитятей, впервые выпорхнувшим из-под опеки заботливой гувернантки.
Татарчонок неожиданно повернулся к Тимофею, продолжавшему стоять у двери, и почти по-приятельски спросил:
– Ты кто такой?
– Тимоха меня зовут.
– А кличка у тебя какая?
– Кличка? Нет у меня клички.
Тимофей вновь ощутил на себе всеобщее любопытство и внутренне сжался. Но сейчас во взглядах сорванцов было нечто иное. Татарчонок действительно был старшим в этой многоликой компании, когда он говорил, то замолкали даже в самых дальних углах камеры.