Воровская правда - стр. 25
Тимофей Егорович посмотрел на сына, потом перевел взгляд в угол, куда когда-то брызнули мозги казненного вора, и отвечал с откровенностью, на которую только был способен:
– В общем, так получилось... Я проводил его в последний путь... От меня мало что зависело.
Мулла понял все. Он крепко сжал губы, и кожа на его скуластом лице натянулась. Казалось, еще секунда и творение неизвестного хирурга разойдется по кривым швам.
– Аллах рассудил правильно, этим... последним, – подобрал он наконец нужное слово, – должен был быть именно ты.
– Саша, у тебя водочки не найдется? Все-таки не так часто я со своими друзьями вижусь... Кто знает, когда доведется в следующий раз.
– А ты переходи в наш барак, тогда мы еще успеем глаза друг дружке намозолить. А я тебе угол выделю и пидораса персонального, который тебя обслуживать будет. Не позабыл, как это делается? – со смешком спросил Мулла.
Тимофей Егорович криво усмехнулся, сверкнув золотой фиксой в правом углу рта. Беспалый в молодые годы всегда одевался франтово: на ногах яловые сапоги, которые непременно съеживались в гармошку. Когда он шел, скрип сапог доводил до экстаза всех девок в округе. Костюмы он заказывал у лучших портных. Рубашка на нем обычно была ослепительно белая. Еще Тишка любил запонки из чистого золота, а вот галстуков не признавал: ворот у него всегда был расстегнут, и из него выглядывала тельняшка, с которой он расставался только в бане. Золотая фикса была изобретением самих воров: традиция подпиливать здоровый зуб и ставить на него золотую коронку уходила в дальние времена, когда каждый уважающий себя уркач имел привычку вставлять в пасть желтый благородный металл.
Сейчас на Тимофее Егоровиче не было ни яловых сапог, ни кепки-восьмиклинки, и вместо дорогих австрийских часов, которыми он когда-то любил щеголять перед приятелями-ворами, он теперь носил самые что ни на есть обыкновенные – «Победу» с исцарапанным стеклом и засаленным ремешком. Однако золотая фикса на клыке Беспалого-старшего блестела так же ярко, как и в молодые годы, и недвусмысленно напоминала о его воровском прошлом.
– Разве такое забывается! Только инструмент у меня притупился, – отшутился Тимофей Егорович.
Беспалый-младший достал из шкафа бутылку французского коньяка, расставил на столе рюмки и разлил в них коричневую жидкость. Коньяк был отменный, комната мгновенно наполнилась ароматом.
– Вот что я тебе скажу, гражданин начальник, – поморщился Мулла, – убери это пойло, им только свиней травить. У тебя спиртяшки не найдется? Мой желудок к нему больше привычен.