Вешние воды - стр. 10
– Пусть будет генерал Жоффр [16], – предложил Скриппс.
– Очень похоже, – сказала официантка. – Я страх как напугалась, послала за полицией и потребовала показать журнал регистрации. «Увидите, что я зарегистрировалась с мамой», – сказала я. Пришла полиция, и консьерж принес журнал. «Видите, мадам, – сказал он, – вы зарегистрированы с генералом, с которым пришли к нам в отель прошлым вечером». Я была в отчаянии. Наконец, я вспомнила, где была лавка куафёра. Полиция послала за куафёром. Его привел полицейский агент. «Я заходила к вам в лавку с мамой, – сказала я куафёру, – и мама купила бутылочку ароматических солей». «Я прекрасно помню мадмуазель, – сказал куафёр. – Но вы были не с мамой. Вы были с пожилым французским генералом. Он приобрел, я полагаю, пару щипцов для усов. Приобретение, во всяком случае, записано у меня в книге». Я была в отчаянии. А между тем полиция привела извозчика, который привез нас с вокзала в отель. Он поклялся, что в глаза не видел мою маму. Скажите, вам все это не скучно?
– Продолжайте, – сказал Скриппс. – Если бы вы гонялись, как я, за хорошими сюжетами!
– Что ж, – сказала официантка. – Такая вот история. Маму я больше не видела. Я связалась с посольством, но они ничего не смогли поделать. Они в итоге установили, что я пересекла канал с мамой, но сверх того ничего поделать не могли… – На глаза немолодой официантки навернулись слезы. – Мамочку я больше не видела. Ни разу. Ни единого разочка.
– А что же генерал?
– Он в итоге ссудил мне сто франков – не такая уж большая сумма даже в те дни, – и я перебралась в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.
– Должно быть что-то еще, – сказал Скриппс. – Жизнь готов заложить, есть что-то еще.
– Знаете, иногда мне кажется, что есть, – сказала официантка. – Кажется, должно быть что-то еще. Где-то должно быть какое-то объяснение. Не знаю, с чего я вспомнила об этом сегодня утром.
– Хорошо, что выговорились, – сказал Скриппс.
– Да, – официантка улыбнулась, и ее морщины слегка разгладились. – Теперь мне лучше.
– Скажите, – спросил Скриппс официантку, – нет ли в этом городке какой работы для меня и моей птички?
– Честной работы? – уточнила официантка. – Я знаю только честную.
– Да, честной работы, – сказал Скриппс.
– Говорят, требуются разнорабочие на новом насосном заводе, – сказала официантка.
Почему бы ему не поработать руками? Роден работал. Сезанн был мясником. Ренуар – плотником. Пикассо мальчишкой работал на сигаретной фабрике. Гилберт Стюарт, написавший эти знаменитые портреты Вашингтона, которые воспроизводятся по всей нашей Америке и висят в каждом классе, – Гилберт Стюарт был кузнецом. Потом еще был Эмерсон. Эмерсон был подручным каменщика. А Джеймс Рассел Лоуэлл в юности был, как он слышал, телеграфистом. Как тот парень на вокзале. Вполне возможно, что телеграфист на вокзале трудился сейчас над своим «Танатопсисом» или «К водяной птице»