Улей 3 - стр. 110
– Она тяжело болела. Я не знал. – Перебирая пальцами светлые локоны оторопевшей жены, я смотрю на тлеющие угли в камине за ее спиной. – Последняя стадия рака. Лечение уже не помогало. Ей не было больно. Ушла, не приходя в себя. Легкая, тихая смерть. Она ее заслужила.
– Когда? – почти беззвучно выдыхает Диана. Подползает ко мне на коленях и, сжав мое лицо в ладонях, заставляет взглянуть в глаза. – Когда? – побелевшими губами повторяет она.
– Через неделю после моего возвращения в «Улей». – Ответ тонет в сдавленном рыдании жены.
– Боже, мне так жаль, Дэрил. Так безумно жаль. – Бросившись мне на шею, она надрывно плачет, обнимает до легкой боли, порывисто зарывается пальцами в мои волосы и топит, топит меня в своих слезах.
Я хочу сказать, что нет смысла оплакивать чужого ей человека, и признаться, что не чувствую ни скорби, ни сожаления, но не могу произнести ни слова… Горло внезапно схватывает спазм, и странное ощущение расползается за грудиной. Давит в области сердца, сворачивается колючим клубком, а потом словно разрывает изнутри, ломает ребра, наживую вспарывая кожу. Меня ослепляет невыносимой болью, жжет глаза, выкручивает мышцы, проходит по телу крупной дрожью. Я не могу дышать, не могу думать, двигаться, говорить. Боль захватывает меня целиком, горит, бьется, пульсирует. Я слышу нарастающий грохот, который поднимается изнутри, прямо к горлу, к вискам…
– Прости меня. Прости… – сквозь звенящий гул шелестит сбивчивый шепот. Не сразу понимаю, что не мой. – Если бы я только знала…
Диана, это она. Ее голос. Тихий. Слабый. Зовет откуда‑то издалека, но я здесь. Я же близко. Хриплю что‑то неразборчивое, трогаю шелковистые волосы и снова дышу. Она забирается ко мне на колени, отчаянно целует солеными губами, жмется к груди и говорит, так много говорит.
– Пусть они горят. Пусть. За всё, что с нами сделали. За твою мать, за тех, кого уже не спасти. Мы живы… Ты нашел меня, отвоевал у целого полчища врагов, а я… – Обвивает мои плечи тонкими руками, импульсивно скользит ладонями по спине, топит меня в своих слезах. – Я тебя ждала и сходила с ума от страха, что ты не успеешь. Боже, я держалась только ради того, чтобы еще раз тебя увидеть… Мне всё равно, что ты сделал. Плевать, что ты сделаешь завтра. Всё это неважно.
Диана отклоняется назад, чтобы заглянуть мне в глаза. Ее рваное дыхание опаляет мои губы, пронизывающий взгляд глушит острую боль, и та отступает, возвращается в эпицентр взрыва и заполняет пустоту, чтобы остаться там навсегда. Мария Демори была права, предупреждая меня, что боль от осознания смерти матери придет позже, когда я хотя бы на секунду утрачу контроль.