Тварь - стр. 5
И через год снова.
– Еле откачали, думали, приступ какой-то. Да какой там приступ. Димка говорит, наркотики. Говорит, уже заказал клинику в Швейцарии. Весь седой, сам на валерьянке. Это все из-за Ирминой матери, уж я-то понимаю в таких вещах. Взяла себе и пропала, когда Ирма еще ходить толком не научилась. Вот и пожалуйста. У ребенка травма, как там ее? Психологическая! Тут тебе и наркотики, и все что угодно прилипнет.
Варя смирилась, что напрямую про двоюродную сестру ей не рассказывают. «Нечего там знать», – фыркнул как-то отец и поставил точку, будто боялся, что Варя через эти разговоры может заразиться каким-то особым Ирмо-вирусом и пуститься во все тяжкие. Портрет двоюродной сестры пришлось сшивать самой из ошметков кухонных разговоров, и получался он пиксельно-размытым, испещренным пустотами из недомолвок. Но эти же недомолвки – черные пятна от потушенных отцовских бычков – окружали в итоге образ сестры невыносимо соблазнительной таинственностью. Почему исчезла ее мать? Как сложились ее отношения с отцом – маминым братом? Что это значит, жить и ни в чем себе не отказывать? Как ведут себя девочки, выросшие в большом городе? Каково это, красить губы помадой, водить машину без прав, бросать учебу, когда вздумается, лежать под капельницей на грани жизни и смерти? Все эти вопросы любовно мучали Варю, проявляясь цветными кадрами в черно-белой киноленте скучной норильской жизни. Само собой сложилось, что Варя начала мечтать о поступлении в Питере. Мечтать навязчиво, во всех подробностях и мелочах. Ей позарез нужно было к Ирме. К своему личному антигерою. К своей рукотворной и такой обязательной подростковой влюбленности во что-то канонично отрицательное.
В очередной раз Варя сидит рядом с сестрой в темной гостиной после шумной вечеринки. По всем законам жанра она должна была давно разочароваться в Ирме. Признать ее обычным человеком. Даже хуже – заурядным. Но Ирма годами держит Варю в страшно-притягательном напряжении, как титры после фильма с открытым финалом. В зале зажгли свет, по рядам рыскает уборщица в синей униформе, но ты не можешь оторваться от экрана – все ждешь, что там мелькнет последний, все объясняющий эпизод. И так проходит вечность.
Ирма передает Варе сигарету – затянись. Варя не курит, но если предлагает Ирма – всегда соглашается. Они липнут друг к другу голыми холодными плечами – у обеих безрукавые платья. Два кубика льда, смерзшиеся в хрупкое одиночество. Ирма отпивает из стакана виски, оставляет на каемке свою ДНК вместе с коричневой помадой. «Коричневая подошва у твоих ботинок. А это мореный дуб». Варя не пьет, но если можно отпить из того места, где остался отпечаток Ирминых губ, – всегда прогибается.