Тварь - стр. 4
А потом случилось неизбежное. Дмитрий Павлович прилетел не к Ирме, а за Ирмой. Дела в Петербурге окончательно устроились. Ирму ждала престижная гимназия с английским уклоном вместо четвертого класса в общеобразовательной норильской школе и двухэтажная квартира вместо несчастных десяти квадратов детской в хрущевке. Дмитрий Павлович был решительно настроен возместить свое многолетнее отсутствие. Наташа плакала, но брата поддержала. Решение было разумным. Девочек разнимали силой под оглушительный вой. Но детские истерики Дмитрия Павловича не трогали. Он прекрасно знал, что новая нарядная жизнь быстро вытеснит собою все это недоразумение. Дети страстные, но отходчивые существа. Ирма попробует на вкус питерского лоска и пристрастится. Совсем как он сам. Девочка была его породы, его характера. Высший сорт.
Дмитрий Павлович и правда не прогадал. Ирма скоро вошла во вкус большого города и Норильск с тех пор не вспоминала.
Варя, детство
Варя отъезд сестры переживала глубже и острее. Ей, в отличие от Ирмы, нечем было заново очароваться. За окном дышал туберкулезными трубами все тот же кислый город. И детская была все та же, только теперь двухъярусная кровать принадлежала ей одной. Но жизнь ехала дальше по негласному расписанию, оставляя Ирму далеко позади. До своего совершеннолетия Варя о старшей сестре знала отрывками. До техногенного Норильска вьюга доносила неразборчивые новости, все в шипящих помехах. Мать заглядывала к Варе в комнату: «Делаешь уроки? Ну делай-делай, не мешаю», а потом закрывалась с отцом на кухне. За узорчатым стеклом межкомнатной двери родители превращались в мазки на предметных стеклышках – готовый соскоб на анализы. Варя слушала, затаив дыхание.
– Димка звонил, – осторожно начинала мать. Знала – муж не переваривает ее брата-политикана, отжавшего себе медовое местечко в злом улье пчел-ворюг. – Ирма опять фокус выкинула: бросила университет и ни в какую. А там оплачено за год вперед. Димка ее по-всякому уговаривал. Не дело это. Но там такой характер – палец в рот не клади.
– Яблоко от яблони, – с явным удовольствием отзывался отец.
– Опять ты за свое! Никакого сострадания.
– И не будет, еще чего! Ты в своем уме? Кому там, Наташа, сострадать?
– Про свою родню ты такого не скажешь! – язвила мать. – А про Димку с Ирмой сказать гадость, язык не отсохнет.
Еще годом позже Варя жадно ловила новые вести с полей.
– Ирма-то знаешь что? Сбежала! Третий день найти не могут! Димка волосы на голове рвет. Может порчу какую наложили? Я вот слышала, у соседки невестка такое умеет…