Тень измены - стр. 9
Пассажиры – женщина с ребенком – покинули карету. Стоя под высокой березой, они с опаской поглядывали на нас.
– Застряли, ваше сиятельство, как есть застряли. Вон как колесо засасывает, – крикнул мне мой камердинер.
– Надо бы хворост положить, – сказал я. – Помог бы ты им, Никифор.
– Ага, я сейчас, ваше сиятельство. Это я мигом, – пробормотал он, прыгая в жидкую грязь.
Я подошел ближе и с ленивым любопытством разглядывал пассажиров.
Та, что я принял за женщину, оказалась юной девушкой с прозрачной молочной кожей, словно подсвеченной изнутри. Невысокая, тоненькая, как тростинка, она напоминала фарфорового ангела, который когда-то стоял на каминной полке в гостиной. Я сделал шаг и встретился взглядом с темно-серыми глазами. Цвета набрякших туч перед обрушением дикого урагана.
Незнакомка приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но передумала.
Через некоторое время она начала робко приводить себя в порядок: заправила под капюшон выбившуюся прядь золотистых волос, сильнее запахнула плащ.
Не опуская взгляда, я вежливо поклонился.
Ее бархатные ресницы взлетели вверх, аккуратный маленький носик недовольно сморщился. Она надменно фыркнула и смерила меня уничижительным взглядом.
– Тут такое дело, барин. Толкнуть бы надо, – послышался запыхавшийся голос Никифора. – Боюсь, вдвоем не управимся.
– Командуй, а уж я подмогу. Не ночевать же здесь! – нахмурившись, сказал я.
Возница подал знак, лошади и люди навалились и «управились», карета выбралась из лужи.
– Черт! Ну и вид! – зло пробормотал я, стряхивая с себя куски налипшей грязи.
– Благодарю вас, – произнесла незнакомка, нервно сжимая рукой носовой платок. Другая ее рука сжимала плечо мальчика лет пяти. Он был худым и бледным. Лицо его было усыпано рыжими крапинками, на щеках проступали скулы. Из-под капюшона выглядывала пара таких же, как у сестры, золотистых кудряшек. Они нелепо падали на лоб, придавая живость его болезненному лицу.
– Добрый день, сударыня! Позвольте представиться, – кивнул я. – Капитан Ушаков Владимир Петрович.
– Я Александра, дочь помещика Зеньковского, – тихо ответила девушка. – А это мой брат Иван. После смерти батюшки едем в Москву к тетке.
Она стояла передо мной бледная, дрожащая. Посмотрел в глаза, и дух перехватило. Они сверкали так, что хотелось зажмуриться. Огромные, как море перед штормом. Если нырнешь, то уже точно не выплывешь: захлебнешься. И воздух вокруг нас вдруг стал теплее, словно сквозь тучи выглянуло солнце и согрело землю.
«О Господи… Как у тебя получилось сотворить такое чудо?» – про себя размышлял я.