Тень измены - стр. 4

После отпевания четверо крепких мужиков подняли гроб и осторожно понесли к выходу.

Морозный декабрьский день выдался ясным и безветренным. Пренебрегая горем и смертью, светило солнце, слепя глаза. Белый снег укрывал промерзшую землю глубокими сугробами.

Зябко ежась, поодаль топталась дворня, у зияющей черной могилы собрались немногочисленные знакомые и соседи, время от времени тихо переговариваясь между собой.

За небольшим припорошенным свежим снегом деревянным храмом начиналась кладбищенская ограда. Глядя на крохотную церквушку Успения Божьей Матери, я невольно вспоминал величественный Успенский собор в Москве, в котором я однажды побывал вместе с отцом и Алексом.

Кладбищенский пейзаж всегда навевал на меня тоску, поэтому я стал рассматривать присутствующих: мужчины, женщины, дети – все хотели проститься с покойным Петром Гавриловичем.

Батюшка Михаил читал молитвы тихим, заунывным голосом.

Подойдя к гробу, я поцеловал отца в лоб и одними губами прошептал:

– Обещаю, что когда-нибудь я найду тех, кто сделал это с нами.

Наклонившись, я взял пригоршню мерзлой земли и, разжав пальцы, смотрел, как комья с глухим стуком падают на массивную крышку. Не верилось, что отца больше нет, что в этом роскошном деревянном гробу покоится тело того, кого я безмерно любил и уважал. Вслед за этой горстью в могилу посыпались другие. После чего двое мужиков, быстро орудуя лопатами на трескучем морозе, принялись кидать землю.

Я стоял, словно в оцепенении, наблюдая за тем, как земля сыплется на крышку гроба. Каждый комок земли, падающий с лопаты, вызывал в сердце новую волну боли. Я не мог отвести взгляд от этого процесса, от того, как постепенно терялся последний физический след моего отца.

Люди вокруг шептались, обменивались взглядами полными сочувствия и понимания. Я чувствовал себя одиноким среди них, как будто находился в другом мире, где не существовало ни времени, ни пространства. Все, что имело значение, — это тот момент, когда я прощался с человеком, который был для меня всем.

За моей спиной послышался приглушенный всхлип:

– Бедный Петр Гаврилович, уж таким молодым умер… Бедное дитятко сиротой осталось.

У меня закружилась голова, я пошатнулся и упал бы, но твердая рука на моем плече удержала меня:

– Крепись, Володя. Терять близких всегда тяжело, – услышал я тихий низкий голос.

Обернувшись, я увидел генерала Чернышова, мужчину, лучшего друга отца. Его лицо с правильными чертами, темными с проседью волосами и выразительными глазами приковало мое внимание.

Он был облачен в строгий мундир, все это дополнялось идеальной военной выправкой, статной фигурой и высоким ростом.