Тень измены - стр. 23

Спохватившись, она бросилась к двери и вскоре скрылась за ней.

Тимофей Ильич оглянулся на нас и вышел за женой, за ним последовал и Пахом.

– Этого еще нам не хватало, – я подошел к окну, выглянул во двор и увидел рыжую шевелюру хозяйского сына.

Дождь не прекращался, а наоборот усилился. Тучи плыли так низко, что казалось, что они зацепились за верхушки деревьев, и будут поливать округу до тех пор, пока не иссякнут, превратившись в бурые лужи на земле.

– Что случилось, капитан? – спросила Александра с тревогой глядя то на меня, то на окно.

– Пока не знаю, – буркнул я. – Но мне это очень не нравится. Пойду, разузнаю.

Накинув плащ, я вышел на улицу. Подойдя к сараю, услышал женские причитания – Зоренька, кормилица наша, издохла…

Тимофей Ильич и Пахом сидели на корточках возле павшей коровы, ощупывали ее со всех сторон.

– Все, – сказал хрипло хозяин, поднялся и обвел тяжелым взглядом присутствующих.

10. Глава 9.

Из сарая выскочил взъерошенный паренек. На меня уставилось его широкое лицо с крупным носом. В углу за Маланьей стояли старуха и баба лет сорока, обе с такими же широкими лицами и крупными носами. За бабой жалась курносая девочка лет семи, на ее плече лежала тонкая косица.

– Во всем чужаки виноваты! Они принесли смерть в деревню! – крик старухи заставил меня вздрогнуть.

Длинный темный платок почти полностью обволакивал ее сутулую фигуру, оставляя только иссушенную крючковатую руку, которую она протягивала ко мне, да морщинистое, пожелтевшее лицо с выцветшими, слезящимися глазами и щелью беззубого рта.

– Ты, Ненила, не шуми, – сказал Тимофей Ильич спокойным тоном. – Иди домой. Здесь некого винить. Хворая Зорька была, вот и померла.

– Да что ты такое говоришь? – возмущенно заорала Маланья. – Еще вчера здоровая она была.

– А ну, цыц! – Тимофей Ильич глянул на жену так, что та попятилась.

Тут его взгляд остановился на мне.

– Шли бы вы в дом, барин. Негоже вам по навозу ходить.

Он указал на мои сапоги, густо заляпанные грязью.

«Какое ему дело до моей обувки?» – подумал я, но все-таки развернулся и пошел через двор к крыльцу.

Брести по раскисшей земле было тяжело, ноги то и дело застревали в грязи.

– Ваше сиятельство, – послышался запыхавшийся голос Никифора.

Я обернулся. Мой камердинер шел от ворот. Весь его вид говорил о том, что он очень обеспокоен. Цепкий взгляд его перебегал с меня на сарай и обратно.

– Я тут по округе прошелся. Река и в самом деле дорогу размыла, пока нам не проехать, – тихо сказал Никифор, подойдя ближе.

Он неловко переминался с ноги на ногу, словно хотел что-то добавить, но не решался.