Тайное учение Христа. Первые 12 речений - стр. 27
Все мудрования мира строятся на том, что будто бы Единое различено на мир и на «я» и словно бы между этими двумя непроходимая пропасть. Тогда как на деле есть лишь ИЛЛЮЗИЯ различения. Она поддерживается у играющего – сиречь воплощенного – для того, чтобы вообще возможна была игра.
Грех состоит не в игре, но в забвении о том, что игра есть игра и только. Это первородный грех: он родился первым. Нельзя поддерживать жизнь плодами с древа игры (познания), ведь они условны. Надо прерывать иногда игру и подкрепляться плодами с древа ненарисованного (жизни)! Взрослый отличается от ребенка не тем, что не играет в куклы, а только тем, что не понимает, что его куклы есть куклы.
Только не вообрази – предостерег меня тогда Тихон – будто б этими жалкими приблизительными словами я исчерпал сведения о том, Что тебе предстоит найти. Слова человеческие – решето, и дай Бог ими уловить от живой воды хоть несколько капель! Ведение о неразличенности Единого на «я» и мир это только ПРИБОЙ ВЕЛИКОГО ОКЕАНА. И даруй Бог, чтобы прибой сей пульсировал у тебя в уме с тем же постоянством, как в груди бьется сердце. Но только когда и самое сердце твое причастится прибою – начнется Плавание.
Никто не преуспел в описании того, что случается в неповторимое мгновение, когда вдруг человек начинает видеть… глазами Бога. Такое происходило и до рождества Христа в школах, имевших корень ведический. Но до воплощения Даждьбога очень и очень мало кто достигал предельной степени ведения.
Ведический корень имеет и, между прочим, даосизм. Основатель его явился во времена Пифагора (VI в. до Р.Х.) в Китай из Индии, говоря, что знает о себе НИЧЕГО. (Это вы ничего не знаете о себе, потому что думаете, будто знаете о себе всё. А я знаю о себе НИЧЕГО.) За это ему дали прозвище Лао Цзы, то есть Старый Младенец. Вот как описывает один из его средневековых последователей потрясение от великого постижения:
Пока я не постиг Дао, горы были горами, реки были реками, небо было небом.
В миг постижения Дао горы перестали быть горами, реки перестали быть реками, небо перестало быть небом.
После постижения Дао горы стали горами, реки стали реками, небо стало небом.
Лишь капельки живой воды могут быть удержаны решетом человеческих слов. Тем более когда это перевод с иероглифов. Однако сами эти китайские иероглифы «гора», «река», «небо» позволительно начертывать несколькими разными способами, что дает возможность передачи оттенков смысла.
Игрой смысловых оттенков перенасыщено, между прочим, Откровение Иоанна Богослова. Поэтому суперпозиция их оказывается невместима большинством современных читателей, и они толкуют односторонне или даже гротескно.