Тайна архивариуса сыскной полиции - стр. 56

– Нет уж. Злу неизвестному я предпочту зло хорошо знакомое. Даже если это одно и то же зло, здесь ты со мною рядом, – он достал часы из кармана и сообщил: – Мы будем у тетки к полудню.

– Злу? – насторожилась я. – Вы с кузеном не сошлись во взглядах?

– Скажем так, у нас есть некоторые политические разногласия. Расположение его высочества переменчиво как ветер. Впрочем, кто знает, какие мысли принадлежат ему самому, а какие … рождает морфий.

Я промолчала. Что тут сказать? Слухами земля полнится – о том писали в какой-то газете. Тираж изъяли, редакцию закрыли сразу. Да только на такие вещи у обиженных память.

Сказочный Иван-царевич резал свою плоть, чтобы расплатиться с несущей его сквозь непроходимые леса птицей Рух. Она, помнится, пожалела его, вернув, что взяла. В реальности – у болезни нет жалости. Как долго Дмитрий сможет обманывать время? И можно ли считать сладкий бред хотя бы подобием жизни?

В носу засвербило, и я чихнула. Алексей нахмурился, заозирался по сторонам, нашел рядом сложенное стопкой шерстяное одеяло и, расправив его, подался ко мне. Укутал мои ноги и недовольно бросил:

– Аукнулась твоя прогулка? Кстати, поведай-ка мне, где ты познакомилась с мадам Дюбуа?

– На Сенном, – коротко призналась я.

Есть ли хоть что-то, чего бы он не знал?

– На рынке? – удивился Милевский. – Невероятно.

– Что же здесь удивительного?

– Удивительно, что среди многотысячного города Клэр встретила именно тебя.

– Клэр? Вы знакомы? – почему-то шепотом спросила я.

Милевский растянул губы в улыбке:

– Ревнуешь?

– Нет.

Дорога свернула. В экипаж пробрался солнечный зайчик, спрятался в темных волосах князя, балуясь, на миг замер на высокой скуле, прямо под широкой бровью. Только Алексей будто не замечал его, и яркий свет не трогал потерявших всякую чувствительность глаз. Я коснулась длинных ресниц, ладонями закрывая его от солнца. Князь прикрыл веки.

– Ты дрожишь, – заметил он. – Весна коварна. Если единственный способ уберечь от простуды – это запереть тебя, я это сделаю.

Я опомнилась, забрала руки.

– Не ходи на реку, Маша! – кричит Оля. – Глупая, как ты не понимаешь?! Нельзя!

Я хлопаю глазами: что стряслось? Что может быть страшного в родном поместье? И в нашей речке, в любимом мелком месте Оли!

– А сама-то, сама! – дуюсь я. – Ты же ходила туда поутру воскресенья! Твои волосы были мокрые, я видела!

– Ходила… – шепотом говорит она.

– Ну вот, и я пойду!

– Не пойдешь, – вновь возражает сестра. – А если вздумаешь ослушаться, я тебя запру!

Последнее лето, когда она была жива. Через два месяца на той самой речке я встречу Алексея. Я ненавидела запреты. Я ненавижу воду. С тех самых пор.