Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - стр. 21
Георгий молчал, но выражение его лица, всегда пасмурное, было теперь страшно. Старик не показывался дня два. В ночь на третьи сутки (когда похоронили малютку) мне показалось, что кто-то бродит вокруг дома и точно кто-то зовет по имени оставшегося в живых мальчика. Мне показалось даже, что на мгновение старик Горша заглянул в мое окошко, но я не мог дать себе отчета, было ли это на самом деле, или мне только представилось, так как в ту ночь луна была задернута тучами. Я все-таки счел нужным сообщить об этом Георгию. Тот стал допытываться у ребенка, который отвечал, что действительно слышал, как его звал дедушка, и что он видел его в окно. Георгий строго-настрого приказал сыну разбудить себя, как только старик появится вновь…
Все эти обстоятельства нисколько не мешали развиваться чувству нежности моей к Зденке.
Днем я не мог говорить с ней наедине. Когда наступила ночь, мысль о близком отъезде болезненно заныла во мне. Комната Зденки была отделена от моей сенями, которые с одной стороны вели на улицу, а с другой во двор. Хозяева мои уже улеглись, когда мне пришла мысль пойти побродить по деревне, чтобы несколько рассеяться. Выйдя в сени, я увидал, что дверь в комнату Зденки была приотворена.
Я невольно остановился.
Знакомый шорох платья заставил забиться мое сердце. Вслед за этим до меня донеслась напеваемая вполголоса песня. Это было прощание со своей красавицей одного сербскаго краля [Имеется в виду сербский король.], отправлявшегося на войну.
«“О мой юный тополь, – говорил старый краль, – я ухожу на войну, и ты забудешь меня.
Деревья, растущие у подножья горы, стройны и гибки, но стройнее и гибче твой юный стан. Красны ягоды рябины, что́ колышет ветер, но уста твои алее рябиновых ягод! А сам я что́ старый дуб без листьев, и борода моя белее, чем пена Дуная! И ты забудешь меня, сердце мое, и умру я с тоски, потому не посмеет ворог убить старого краля”.
И отвечала красавица: “Клянусь остаться тебе верной и не забыть тебя вовек. Если нарушу я клятву, то приди по смерти своей и высоси из сердца моего кровь”.
И сказал старый краль: “Аминь!” И ушел он на войну. И красавица его скоро забыла!..»
Тут Зденка замолкла, точно боялась кончать песню. Я уже более не сдерживал себя. Этот нежный выразительный голос был положительно голос герцогини де-Грамон… Забыв все на свете, я толкнул дверь и вошел. Зденка только что сняла с себя что-то вроде казакина, что́ носят там женщины. Одна шитая золотом и красным шелком рубашка и пестрая юбка, стянутая у талии, облекали теперь ее стройные члены. Ее прекрасные белокурые косы были расплетены, и в этой полуодежде еще обаятельнее рисовалась передо мной ее красота. Не рассердясь, по-видимому, на меня за мое внезапное вторжение, она однако смутилась и слегка покраснела.