Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - стр. 23
Георгий посмотрел на меня так, будто хотел проникнуть взглядом до самой глубины моей души. Затем, взяв меня за руку, он привел меня в мою комнату и вышел, не сказав ни слова.
На следующий день семья сидела перед дверью дома, за столом, уставленным молочной пищей.
– Где мальчик? – спросил Георгий.
– На дворе, – отвечала мать, – он играет в свою любимую игру, воображает, что дерется с турками.
Только что выговорила она это, мы, к нашему крайнему изумлению, увидали огромную фигуру старого Горши, медленно шедшего к нам из лесу, точь-в-точь как это было в день моего приезда.
– Милости просим, батюшка, – промолвила еле слышно его невестка.
– Милости просим, батюшка, – повторили тихо Зденка и Петр.
– Батюшка, – сказал Георгий твердым голосом, но весь изменившись в лице, – мы ждем тебя, чтобы ты прочел молитву!
Старик отвернулся, сдвинув брови.
– Сию же минуту читай молитву, – повторил Георгий, – да перекрестись, или… клянусь Св. Георгием…
Зденка и ее невестка нагнулись к старику, умоляя его прочитать молитву.
– Нет, нет и нет, – отвечал тот. – Он не смеет мне приказывать, а если будет настаивать на своем, я прокляну его!
Георгий встал и бросился в дом. Он вскоре вернулся с бешенством во взгляде.
– Где кол? – закричал он. – Куда вы дели кол?
Зденка и Петр переглянулись.
– Труп! – сказал тогда Георгий старику. – Что́ ты сделал с моим старшим сыном? Отдай мне сына, труп!
Так говоря, он становился все бледнее, и глаза его разгорались полымем.
Старик смотрел на него недобрым взглядом и не шевелился.
– Да где же этот кол, кол где? – воскликнул Георгий. – Пусть на голову того, кто его спрятал, обрушатся все несчастья, которые нас ждут.
В эту минуту раздался веселый смех меньшего мальчика, и он выехал к нам верхом на огромном колу, который волочил за собой, крича так, как кричат сербы, вступая в бой с неприятелем.
При этом появлении Георгий вспыхнул весь, выхватил у ребенка кол и бросился на отца. Тот испустил какой-то рев и кинулся бежать по направлению к лесу с такой быстротой, что по его годам это казалось сверхъестественным.
Георгий гнался за ним через поле, и они вскоре исчезли у нас из виду.
Солнце уже зашло, когда Георгий вернулся домой, бледный как смерть, со взъерошенными волосами. Он сел к огню, и мне показалось, что зубы у него стучали. Никто не осмелился его расспрашивать. Когда наступил час, когда семья обыкновенно расходилась, он, казалось, вполне овладел своей прежней энергией; отозвав меня в сторону, он сказал мне самым непринужденным тоном:
– Дорогой гость, я был на реке, она очистилась ото льда, проезд есть, и ничто не задерживает тебя здесь более. Тебе нет надобности прощаться с моей семьей, – прибавил он, взглянув на Зденку. – Она тебе моими устами желает всякого благополучия и надеется, что и ты о нас сохранишь доброе воспоминание. Завтра чем свет ты найдешь лошадь свою оседланной и проводника, готового пуститься с тобой в путь. Прощай, вспоминай иногда своих хозяев и прости им, если твоя жизнь у них не была такой спокойной, как бы ты желал.