Странно и наоборот. Русская таинственная проза первой половины XIX века - стр. 24
Жесткие черты Георгия в эту минуту казались почти дружелюбными. Он проводил меня в мою комнату и пожал мне руку в последний раз. Потом снова вздрогнул, и снова зубы его застучали точно от холода.
Оставшись один, я и не подумал ложиться, как вы себе легко можете представить. Разные мысли теснились в моей голове. Я уже несколько раз в жизни любил. Я испытал припадки и нежности, и досады, и ревности, но никогда еще, даже во время разлуки с герцогиней де-Грамон, я не ощущал такой тоски, какая в настоящую минуту сжимала мне сердце. Еще солнце не взошло, как я уже облекся в свое дорожное платье и думал сделать последнюю попытку увидаться со Зденкой, но Георгий уже ждал меня в сенях. Всякая возможность свидания с ней исчезла.
Я вскочил на лошадь и дал ей шпоры. Я обещал себе на возвратном пути из Ясс завернуть в эту деревню, и эта надежда, хотя и отдаленная, мало-помалу развеяла мои грустные мысли. Я уже с удовольствием думал о своем возвращении, и разыгравшееся воображение заранее рисовало мне сладостные подробности, как вдруг неожиданное движение моей лошади чуть не выбило меня из седла. Конь стал, вытянул передние ноги и фыркнул, как бы чуя близкую опасность. Я внимательно огляделся во все стороны и увидел шагах в ста от нас волка, рывшегося в земле. Заметив нас, он бросился бежать. Я вонзил шпоры в бока моего скакуна и заставил его двинуться с места. Я увидал тогда на том месте, где рылся волк, свежевырытую яму. Кроме того, мне показалось, что там на несколько вершков над землей торчал кол. Впрочем, я этого за верное не утверждаю, так как очень быстро проехал мимо этого места.
Здесь маркиз остановился и взял щепотку табаку.
– Как, и все? – спросили дамы.
– Увы, не все! – отвечал д’Юрфе. – То, что́ мне теперь придется вам рассказывать, мне очень тяжело вспоминать, и я дорого бы дал, чтоб освободить себя от этого воспоминания. Дела, по которым я прибыл в Яссы, задержали меня там долее, нежели я предполагал. Для приведения их к концу требовалось полгода. Как вам сказать? Печальная истина, но тем не менее все-таки истина, что на свете нет прочных чувств. Успех моих переговоров, одобрения, получаемые мной от Версальскаго кабинета, словом, политика, эта противная политика, наделавшая нам столько хлопот, и за это последнее время не преминула ослабить в моем сердце воспоминания о Зденке. К тому же прибавьте, что супруга господаря Молдавского, красавица и в совершенстве владевшая нашим языком, стала видимо отличать меня из среды других молодых иностранцев, находившихся в то время в Яссах. Воспитанный в правилах французской любезности, с галльской кровью в жилах, я не мог, конечно, отвечать неблагодарностью на лестные для меня знаки внимания красавицы, и в видах интересов Франции, которой имел честь быть представителем при ее супруге, постарался усердно доказать, насколько почитал приятнейшим для себя долгом повиноваться желаниям его прекрасной половины. Настоящие выгоды моего отечества я всегда разумел, mesdames, как вы видите…