Стерегущие золото грифы - стр. 31

– Ты же знаешь, о чём я, – настаивала Дочка Шаманки. – Не облегчить боль – совсем избавить меня от неё. От всего избавить меня.

– Не могу я, нельзя, – шептала Шаманка, целуя её прозрачную руку и роняя слёзы на белую кожу. – Терпи, девочка.

– Да как же терпеть? Нет сил терпеть, – безжизненно бормотала несчастная, пряча лицо в подушку и тут же меняя тему. – У меня подол юбки совсем выцвел и износился. Когда всё закончится, поменяй низ и верх местами, пожалуйста. Так она будет выглядеть новее.

– Сошьём тебе новую, голубка моя, не тревожься, – плакала Шаманка.

– Не надо новую… Я эту люблю… Просто сделай, как я прошу.

Порой она начинала говорить странные вещи, случалось – и на чужом языке. Тогда Шаманка выпроваживала Темира на улицу, где он с наслаждением вдыхал свежий зимний воздух. Он знал, что сильные телесные страдания открывают путь туда, куда нет дороги простому человеку. Что она говорила Шаманке – о будущем ли, о прошлом, о других ли мирах, – Темир предпочитал не знать.

Он думал, как ему уехать, как набраться смелости – или же трусости? – оставить их. Как сказать Шаманке, что не может видеть страданий умирающей? Как сказать ей самой, что сказок больше не будет? Дочка Шаманки завела этот разговор сама.

– Перевал ещё не замело? – спросила она как-то вечером, когда они остались в аиле одни.

– Нет. Я вчера ездил посмотреть. Видел, Кальджин-Кёль21 уже покрылся зимним льдом, который днём не тает.

– Поезжай домой, Темир, я же знаю, что хочется.

– А ты?

– А я весны больше не увижу. Летом возвращайся, положишь камень на землю, в которую меня опустят.

– Не надо… зачем ты?..

– Уезжай. Вспоминай меня, какой я была раньше. Какие у меня были длинные косы, как я смеялась, как своей стрелой твою надвое разделила.

Он вспомнил стрелу и ярко-красный горит. И имя, что она произносила в бреду.

– Не моё дело, но… почему я сижу у твоей постели? – вдруг спросил Темир. – Я, а не он.

– Вот уж точно, не твоё дело, – широко улыбнулась Дочка Шаманки. – Ты же заметил, нет его среди наших людей. Нет, ушёл. Мир большой, Темир, каждому найдётся место.

– Ты будто знаешь, о чём я думаю, и видела всё, что делал, слышала всё, что говорил, – Темир передёрнулся, как от сквозняка.

– А я знаю, я видела, я слышала, – засмеялась она, тут же поморщившись от пронзившей голову боли. – Не спрашивай о нём. Я же предупреждала – ни одного вопроса. А ты обещал. Лучше расскажи сказку. Только совсем новую.

– О чём же?

– О любви, Темир. Больше ни о чём не хочу сегодня слушать.

– Вот если бы ты сама рассказала мне историю о любви, – осторожно сказал он. – Чтобы я мог поведать другим, а те – ещё кому-то. Чтобы жила эта любовь и не исчезла до скончания времён.