Скуки не было - стр. 58
Тема моих отношений с моими друзьями-диссидентами вскоре тоже была исчерпана, и я было решил, что на том наша беседа и кончится. Но тут вдруг он задал мне еще один вопрос, обозначивший начало нового витка этой двухчасовой беседы.
– Я хотел бы, – сказал он, – узнать ваше мнение о «Континенте». Не о направлении этого журнала, – с направлением его нам всё ясно, – а о художественном, литературном уровне печатающихся в нем материалов. Ваше профессиональное мнение, как эксперта.
На эту приманку я клюнул.
Болван, конечно.
Но, собственно, почему бы мне было на нее не клюнуть? Что «Континент» до меня доходит и я время от времени его читаю, он уже знал. И давать оценку направлению журнала он от меня не требует. К тому же, он ведь сказал, что к Виктору Платоновичу ОНИ никаких претензий не имеют. А Виктор Платонович – заместитель главного редактора этого журнала, имя его в этом качестве значится на обложке каждого его номера.
В общем, я распустил свой павлиний хвост.
Литературную оценку журналу – «как эксперт» – дал самую высокую, не забыв при этом упомянуть, что цензура высокому качеству литературы отнюдь не способствует, а свобода – как раз способствует. Назвал даже имена авторов, произведения которых пришлись мне особенно по душе…
В общем, как сказано в одном рассказе Зощенко, «развернул всю свою идеологию в полном объеме».
На самом деле – не в полном, конечно. Из опубликованных в «Континенте» повестей, рассказов и статей для похвалы выбрал самые невинные, которые, как я пытался внушить моему собеседнику, вполне можно было бы опубликовать и у нас, Советская власть от этого бы не рухнула. Вспомнил даже, как Ленин в свое время похвалил в «Правде» книжку Аверченко «Дюжину ножей в спину революции».
На этом наше собеседование наконец-то подошло к концу. Больше никаких вопросов у него ко мне не было.
Обо всем этом я, конечно, подробно рассказал всем моим друзьям. В том числе и Слуцкому.
Ему – особенно подробно, потому что у него был особый вкус к информации такого рода. Впрочем, – не только такого, любого рода.
Зная эту его слабость, друзья однажды довольно зло над ним подшутили. Решили его разыграть.
Дело было в каком-то из наших Домов творчества, в Малеевке или в Коктебеле. Один из участников розыгрыша под большим секретом шепнул Борису, что вот такая стала известна ему сенсационная новость: Дымшиц остался в ФРГ, попросил политического убежища, «выбрал свободу».
Поверить в это было невозможно.
Александр Львович Дымшиц был одной из самых одиозных фигур тогдашнего литературно-партийного истаблишмента, о чем весьма красноречиво свидетельствует ходившая тогда про него эпиграмма: