Символ веры - стр. 31

Глаза закрылись сами собой.

– Эй, Аниська! – вывел его из забытья голос Комарина. – Кончай дрыхнуть, навсегда в яме останешься.

– А че? – разлепил веки Белов.

– Вода, конечно, целебная, да сидеть в ней долго не надо. Сомлеешь, захлебнешься, тащи тебя потом. А то, говорят, мужики с той воды становятся совсем к бабам неспособные. Буряты сказывают, энто ихние чертяки под землей котлы кипятят. А в земле-то дырки имеются, вот и прорывается горячая водичка. Одним словом, родник тут под нами, чуешь, задницу-то как печет?

Почувствовав ломоту в суставах, Комарин повернул к Анисиму торчащую из воды плешивую голову:

– Все… Отогрелись – и будя. Давай вылазить.

Дверь зимовья никак не поддавалась.

Уже с четверть часа Комарин и Белов, отбросав снег, пытались открыть дверь, но все попытки оказывались безрезультатными.

– Неужто изнутри заперто? – недоуменно проговорил Яшка, вытирая пот со лба. – Или мы такие слабые?

– Похоже, изнутри, – сказал Анисим, прислоняясь к бревнам стены. – А это что за царапины?

Яшка пригляделся, провел ладонью по глубоким бороздам на толстых досках, из которых была сколочена дверь, хмыкнул:

– Мишка, кажись, тут до нас побывал. Ишь, как старался…

– Че делать-то будем? – не глядя на товарища, спросил Белов.

Комарин вздохнул:

– Крышу придется разбирать.

Они долго возились, пока удалось снять несколько тесин с пологой крыши избушки; потом, напрягая ослабшие мышцы, с трудом сорвали с места тяжелое бревно, отдышались, сев прямо на снег, и лишь после этого Яшка заглянул внутрь. Оторвавшись от щели, он перекрестился с несвойственной ему набожностью и тихо проронил:

– Покойник.

Анисим тоже перекрестился.

Второе бревно вынули быстро. Комарин скользнул внутрь, отпер дверь, закрытую на тяжелый засов и выскочил на улицу.

Стараясь не шуметь, вместе они вошли в зимовье.

На полатях, запрокинув голову, задрав седую бороду и аккуратно сложив на груди иссохшие руки, лежал старик в белой полотняной рубахе до колен, в новых портах и онучах.

– В чистое обрядился, – уважительно заметил Яшка. – Давненько помер…

Спокойное, умиротворенное лицо старика, обставившего свою кончину с извечной народной простотой, придало уверенности беглецам.

Комарин вертел головой, оглядывая зимовье. Увидел на столе запыленную бутыль, лепешку рядом с ней и набитый чем-то кожаный мешочек, обрадовался.

– Вот дед! И помянуть чем оставил!

Подняв мешочек, Яшка взвесил его на ладони. Оторопел:

– Глянь, Аниська!

Жадно, задрожавшими вдруг руками, попытался развязать, но сыромятный ремешок ссохся, стал каменным. Яшка даже пустил в ход зубы.