Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики - стр. 16

Прокопенко попал в не понятную для себя историю. Он понимал, что вчерашний арестант сгорел до тла, вместе с устроившими пьянку комсомольцами, которых видели покупающими уже пьяными водку. Ещё несколько минут назад он был уверен, что это всё дело рук этой семьи, а теперь вся система просто рухнула и он может понести наказание за эти смерти. Надо было срочно что—то делать. Что бы не обострять и до того острую обстановку для самого себя офицер, оседлавши своего вороного, отправился на хутор к Януку решать вопрос. На хутор он приехал к обеду. Януке подстрелил в лесу пару серых косых и теперь сдирал с них шкуры, чтобы жена приготовила, для оставшихся на хуторе, жаркое. Шкурки уже были натянуты на кресты, когда к воротам подъехал всадник. «Эй хозяин!» послышался зов милиционера: «Ворота открой». Януке открыл одну створку больших дубовых ворот и стал в их промежутке закрывая собою проход. «Чего надо?» грубо спросил он приезжего. «Давай поговорим по душам» ответил участковый спешиваясь. «Не о чем мне с тобой говорить. Я завтра собираюсь ехать в Шауляй жаловаться на твоё самоуправство. Там и поговорим». «Не спеши, старик, мы и тут всё решим. Я отдам всё твоё добро и не буду больше трогать твою семью, но младший твой останется в городе, под арестом, и ты никуда не поедешь» Наступила тишина. Януке боялся перегнуть палку и выдать себя, поэтому вроде соглашаясь спросил: «Что и сынов можно с Вильно вернуть на хутор?» «Да, можешь» сразу же ответил офицер, понимая по-своему, что смог возвратом хозяйства успокоить старика и отсрочить его дознание о смерти сына. Волки были сыты и овцы вроде бы целы. «Хорошо, только держи своё слово участковый. Завтра приеду с женой и невесткой забирать своё хозяйство с вашего колхоза» «Всё, по рукам» и участковый протянул ему ладонь для рукопожатия. Но Януке руки не подал, а лишь усмехнулся и повернувшись вошёл во двор закрыв за собой тяжёлые ворота. «Ну и ладно, так значит так» подумал про себя милиционер, садясь в седло и пришпоривая вороного.

Миндаус встал с матраца. Голова немного кружилась и чуть подташнивало, но лежать в яме самому не было просто мочи, и он вылез. Братья были заняты работой, обтёсывали стволы спиленных деревьев на перекрытие нового схрона, собирали на сушку мох, чтобы проложить его между накатами и только потом можно будет засыпать жилое помещение глиной и землёй. Ещё не была установлена печь, не выкопана сливная отхожая яма, не доделано хозяйственное помещение, где должны храниться продукты. Братья работали молча, каждый знал своё дело. Миндаус взял ведёрко, удочку и пошёл на берег, чтобы наловить рыбы на уху. Клевало слабо. В основном бралась мелочь. За час с небольшим он наловил с десяток окуней, немного крупной плотвички и три хороших сазана. На похлёбку должно было хватить.       Головная боль у текущей воды практически прошла, болело только избитое тело. Миндаус встал, повернулся и заметил идущего к ним отца. «Здорово, сынки мои!» по приветствовал собравшихся вокруг него детей Януке. «Новости у меня хорошие. Ты, сынок был прав в своих расчётах» повернувшись к Костасу сказал отец. «Участковый сразу же сдался и сказал, что вернёт завтра нам всё хозяйство и Вы все можете вернуться домой, но я не должен искать в Шауляе арестованного им Миндауса». Все дружно засмеялись. «Про пожар думают, что комсомольцы перепились и сами себя подожгли. Выгорело там всё до пепла, только вывеска и осталась. Он её уже на новое здание прибить успел, идиот.» Братья разгорячились ещё больше. Им по вкусу пришлась их первая победа над властью. Пять наганов теперь лежало в схроне, в любой момент этот трофей может быть использован по назначению. «Единственное, что плохо, Миндауса нельзя пока показывать. Он сидит в тюрьме в Шауляе» закончил отец свой рассказ. «Да, дела, это пока ещё тепло, а завтра осень, зима, где же ему быть?» спросил отца Костас. «Потом и решим, а пока он поживёт здесь, когда думаете закончить крышу у схрона и все внутренние работы?» «Дня за два думаю, что управимся полностью, ну может три» ответил отцу Стасис. «Добро, заканчиваем схрон и идём забирать своё добро у коммуняк, пока они его до конца там не растащили».