Руины веры - стр. 37
Несмотря на погружение в неприятные мысли, замечаю, что шагающий рядом Мышонок, забавно переставляющий ноги в большой обуви, периодически обхватывает себя руками, а только видит, что я обращаю на него внимание, немедленно убирает руки в карманы.
— Ребра?
— Угу, — шмыгает носом мальчишка.
— Тебя надо перевязать.
— Сейчас доберемся до дома, там помогут, — Мышонок говорит настолько уверенно, что меня берут сомнения. — Помогут-помогут. — Видимо, мальчишка замечает скептицизм в моем взгляде. — Они — моя семья.
Семья… Прекрасно помню снимок того, что вначале мне показалось пугалом. Сильно подозреваю, что бедолага тоже считал себя членом «семьи».
— Как ты попал к ним? — пересиливаю себя и задаю вопрос.
— Я остался сиротой, — отвечает, будто этим все сказано. Молчу, и он таки продолжает: — Я сбежал из приюта и скитался. Проклятые наткнулись на меня и приютили.
— Почему?
— Не знаю. — Мышонок снова шмыгает.
— Нет, — мотаю головой, — почему сбежал из приюта? — Не понаслышке знаю, что такое приюты Нижнего мира. Мне посчастливилось пробыть там всего несколько месяцев до моего распределения на завод. И могу сказать, что жизнь в каморке общежития при заводе показалась мне гораздо терпимее. — Били?
Мышонок опускает голову и кивает. Его щеки становятся пунцовыми. Ему стыдно за то, что его били, и он не смог этого вытерпеть.
— А ты бил? — спрашиваю.
— Что? — вскидывает голову.
— Ты, спрашиваю, бил? Бил кого-то, кто младше и слабее тебя?
Глаза мальчонки округляются.
— Нет.
— Тогда чего краснеешь?
Он так долго смотрит на меня во все глаза, что спотыкается и растягивается на снегу. Приходится его поднимать за шиворот. Мышонок ойкает, адреналин покидает кровь, и теперь боль в ребрах дает о себе знать все больше.
— У вас там есть кто-то, кто сумеет правильно перевязать? — интересуюсь.
— Райан, он все умеет! — сообщает Мышонок с такой гордостью за товарища в голосе, что хочется зажмуриться.
Если не ошибаюсь, Райан Кесседи — главный помощник Фредерика Коэна, главаря банды, тот самый, о ком данных еще меньше, чем о Мышонке. Он еще и мастер-золотые руки? Интересно.
— Пришли, — сообщает Мышонок, указывая на длинное ветхое строение. — Туда.
Прищуриваясь, вглядываюсь. Это жилой барак, самый обычный и уж точно не походящий на место дислокации преступной группировки. Между специально вбитых столбов протянуты веревки, на них сушится белье, среди которого заметны детские вещи. Крыльцо очищено от снега, наледь сколота.
— Вы живете здесь? — удивляюсь.
— Не совсем. В подвале, — поясняет Мышонок. — А здесь живет Гвен и ее семья. Остальные комнаты заброшены. Гвен — это Гвендолин, она еще молодая, но ее уже обрюхатили, и она каким-то чудом родила. Живут тут с матерью и с дитём… Ой! — Моя оплеуха перебивает его повествование. — Ты чего?!