Руины веры - стр. 36
Пацан слушается. Дрожит, но послушно сует ноги в огромные для него ботинки. Просовывает под подошву ткань и несколько раз обвивает подъем и завязывает узел на лодыжке. То же самое проделывает со второй ногой, а затем накидывает на себя куртку. Ему неприятно брать вещи этого типа, но, кажется, теперь он боится меня не меньше, чем его.
— Ему они больше не понадобятся, — говорю сухо. Выпрямляюсь, складываю нож, убираю в карман.
— Ты такой смелый, — внезапно выдает Мышонок, смотря на меня в священном ужасе. М-да.
— А ты дурак, что полез к тому, кто втрое старше и крупнее тебя.
— Он забрал мамино! — От переизбытка чувств Мышонок даже притопывает ногой в огромном ботинке.
Вздыхаю и говорю неожиданно мягко даже для себя:
— Твоя мама здесь, — касаюсь указательным пальцем виска, — и этого никому не отнять.
Резко замолкаю и прокашливаюсь, чувствуя себя неловко из-за минутной слабости.
Так, надо собраться, взять себя в руки и напроситься с пацаном. Или, на худой конец, проследить за ним.
— Иди домой, — говорю равнодушно, — или где ты там живешь, пока друзья этого парня тебя не нашли. — И отворачиваюсь. Иди, Мышонок, мне совсем неинтересно, у меня куча своих дел…
— А ты пойдешь со мной? — Ребенок, ну нельзя быть таким предсказуемым! — Коэн всегда говорит, нам нужны смелые парни, и будет рад всем, кто умеет за себя постоять.
— Коэн? Кто это? — Щурюсь. Солнце слепит глаза, и я не могу понять, с каким выражением мальчик произносит имя.
— Коэн — наш главный, — с готовностью поясняет Мышонок. — Ты о нем не слышал?
Дергаю плечом.
— Не приходилось…
— Пойдем, они недалеко. — Парнишка начинает пританцовывать от нетерпения, болезненно напомнив девочку из моего утреннего сна.
— Пошли, — соглашаюсь. — Кстати, меня зовут Кэмерон. Можешь звать меня Кэм.
6. Глава 6
Мы идем в молчании. Вернее, сначала Мышонок без перерыва болтает, видимо, от переизбытка впечатлений, но потом видит, что я морщусь от каждого его слова и если и отвечаю, то сквозь зубы, и мудро смолкает.
Знаю, веду себя недальновидно. Этот мальчик, к тому же обязанный мне жизнью, сейчас способен дать огромный объем информации, которую впоследствии мне придется добывать с трудом. Но сейчас я совершенно не в настроении.
Отвертка в глазу Боба — чистой воды самозащита, к тому же он остался жив. А этот тип (не знаю его имени и, бог даст, никогда не узнаю) непосредственно моей жизни не угрожал. У меня была возможность отсидеться в заброшенном бараке и даже уйти в тот момент, когда несостоявшийся убийца объяснил свою позицию. Ему не было до меня дела.