Рождественская перепись - стр. 23
– А ты чего поднялась? Корову же не доить…
– Печь истопить, квашню поставить. Муки выменяла немного.
– Да ладно. Опять бегать будешь?
– Ох, следопыты… буду. А кому не спится, тот может бежать со мной.
Всякого ожидала, но что они все сиганут с печки – нет.
– Малого не привязываем! Давайте его сюда, – вечером я соорудила из шкуры подобие рюкзака с отверстиями под детские ножки и уже испробовала его в переноске Серёжи. Он хлопает в ладоши и приговаривает:
– Я, я!
Мы бежим по узкой заледеневшей тропе. Дети то и дело проваливаются в снег, соскользнув с утоптанной дорожки. Серёжка подпрыгивает в переноске у меня за спиной и что-то радостно бормочет. Держать ритм и дыхание мои гвардейцы совсем не умеют. Да и валенки – не лучшая обувь для бега.
– Ну всё, возвращаемся, ребята, вы пока не готовы поступать в охотники.
На обратном пути я думаю о том, что скоро война, и никто не будет спрашивать Петра, которого точно призовут, удобно ли ему в кирзовых сапогах. Как они вынесли эту войну? Как?
Не успели мы позавтракать, как в дверь постучали. Я открываю и вижу Рябова.
– Николай Иванович? Что вы здесь делаете?
– Пойдём, Ксана, поговорить надо. Не при детях.
Я накидываю полушубок и выхожу за ним на улицу. Чую спиной, как дети прильнули к оконцу. Скрипнула дверь – выслали разведчика.
– А ну в дом! – кричу, не оборачиваясь.
– Я до ветру, – слышу Ванькин голос. Не верю, конечно.
– Вот что, Ксана, – Рябов мнётся, – решил вот приехать, проведать, всё ли в порядке.
– Более-менее.
– Это как?
– Это так, что непонятно, как жить дальше. Отец вот их помер, а полагается ли что матери, неясно.
– Твои что ли?
– Ну а чьи? Шестеро, младшему полтора. Куда обратиться, не подскажете?
– Подскажу, отчего не подсказать, – Рябов явно чего-то недоговаривает, – подскажу, милая. Только и ты мне кое-что объясни, – он лезет за пазуху и достаёт фотографию, – кто вот это?
Я понимаю, что отпираться бессмысленно. Живот поджимается, сигнализируя об опасности.
– Это я на последних соревнованиях в 2014 году. Что Вы так смотрите?
– Потому что я сейчас умом рехнусь.
– Я же не рехнулась. И вы не рехнётесь. А если посмеете меня сдать…у меня ружьё есть, вот прямо на этой тропке и ляжете. Что вам надо? Меня дети ждут.
– Не, не, Ксана, ты успокойся. Я ведь зачем тут… тебя дети ждут не только в этой хате, – он разворачивает фото надписью ко мне.
– Что? – я хватаю у него из рук карточку и читаю два слова, написанных с тремя ошибками "Мама вирнис", – как это у Вас оказалось?
– Вот про это я и хочу поговорить, Ксана. У меня ещё кое-что есть из того почтового ящика. Только я не понимаю, что мне с этим делать. И раз есть такое место, через которое вещи попадают сюда, может быть, и люди могут?