Предпоследняя правда - стр. 6
– О’кей, – сказал Николас и стал не спеша расшнуровывать свои рабочие ботинки.
Он всей кожей ощущал необходимость быть чистым, он тоже примет сейчас душ, несмотря на жесткий рацион по воде, действовавший в муравейнике «Том Микс», введенный его собственным эдиктом. Как только перестаешь чувствовать, чистый ты или грязный, ты обречен. С учетом того, чем здесь можно испачкаться, все эти крошечные штуки, которые валятся сверху, когда какой-нибудь беззаботный железный оболтус забудет толком их вытравить и так и дернет рычаг спуска, сбросит на нас три сотни фунтов смертельно опасного материала, грязного и горячего, или и то и другое… грязного от бактерий и вирусов и горячего от радиоактивности. Чудная комбинация. И снова в мозгу всплыла все та же мысль: «Суза умирает. Много ли сумеем мы прожить без этого ворчуна?»
Недели, наверное, две. Потому что через две недели будут проверять выполнение плана. И на этот раз по всегдашнему невезению и его, и его муравейник проверять будет кто-нибудь из агентов министра внутренних дел Стэнтона Броуза, а не покладистые вояки генерала Хольта. Они периодически менялись. Во избежание коррупции, как сказало однажды с большого экрана изображение Янси.
Николас взял трубку аудиофона и набрал номер клиники.
– Как он там?
– Никаких изменений, – сказал из трубки голос доктора Кэрол Тай, главного терапевта их маленькой клиники. – Он в сознании. Спускайся сюда, он говорит, ему нужно с тобой поговорить.
– О’кей.
Николас положил трубку, крикнул Рите, стараясь перекричать шум льющейся воды, что он уходит. И вышел из гнезда. В коридоре он все время сталкивался с другими бакерами, возвращавшимися из мастерских и комнат отдыха в свои гнезда, чтобы тут же залечь спать; было много купальных халатов и стандартных шлепанцев из искусственного пуха вуба. Так что часы ничуть не ошибались: было время ложиться спать. Но Николас знал: сейчас ему не уснуть.
Тремя этажами ниже, в клинике, он прошел сквозь пустые помещения – клиника уже была закрыта, работал только стационар, – прошел мимо стайки сестричек, сестрички почтительно встали, ведь все-таки Николас был их избранным президентом, и оказался перед дверью с табличкой: «Тише – не тревожить!» Там в палате лежал Мори Суза. Николас осторожно вошел.
На широкой белой кровати лежало нечто настолько плоское, настолько сплющенное, что могло смотреть только вверх, оно походило на отражение, смутно различаемое в пруду, который больше поглощал свет, чем его отражал. Еще не дойдя до кровати, Николас сообразил, что пруд, в котором лежал старик, был поглотителем энергии любого рода. Здесь лежала только шелуха, сухая оболочка, которую словно высосал паук, мировой паук или, вернее для нас, подземный паук, паук подземелья. Упорно продолжавший высасывать человеческую жизнь. Даже на такой глубине.