Поветрие - стр. 60
Теперь девицу было рассмотреть проще, чем за слюдяным оконцем воеводина терема. Первым делом Максим обратил внимание на ее глаза – голубые, какие бывают у детей, но при этом совершенно не по-детски цепкие. Хороша была и густая темная коса, и выступивший на холоде румянец. Прочих прелестей было за частоколом и шубой не разглядеть, но отчего-то Ярцу с большим смущением подумалось, что она, должно быть, всем хороша. Вот только в чертах ее лица была какая-то неженская твердость.
На голове у нее была алая шапка, отороченная куницей – пожалуй, подороже, чем у самого воеводы. Кажется, сестру он жаловал.
Загляделся на нее Максим и не сразу сообразил, что глазеет сильно дольше, чем следовало бы. Девица поймала его взгляд, и сперва ее румянец вспыхнул чуть ярче, а затем она – кажется, нарочно – отворотилась и заговорила что-то брату.
– Эй, ты чего в небо уставился, звездочет, етить тебя! – услышал Максим окрик Фрязина, и тут же вернулся с небес на грешную землю. – Ты не растерял, дырявая голова, всего, что тебе делать-то?
Максим помотал головой.
– Ну, тогда пошел вниз, через посад, – сказал Фрязин, толкнув его в плечо. – Когда дойдешь до конца улицы, крикни. Если увидишь упырей, беги назад. Если нет, пройдись еще немного, покричи, но очень-то далеко не забирайся.
– Да знаю я, – Максим поморщился. – Сколько раз уж сегодня говорили.
– А ты еще раз послушай! – твердо припечатал Фрязин. – Нелишне.
Был он уже облачен в свою странного вида кожаную броню, коию обычно надевал для боя с упырями – от меча и пули такая не убережет, а вот от зубов – наверняка. В левой руке сжимал он бердыш, и вид имел воинственный.
– Ну, братцы, с богом! – рявкнул он, когда Максим уж повернулся и пошел по улице вниз. – Командуй, сотник!
– Первая ватага – дуй к церкви! – скомандовал Чертков. – Вторая – к бывшему трактиру на углу. Третья – к амбару Телятникова. Четвертая – со мной.
Загремели в разные стороны подкованные железом стрелецкие сапоги. Одна из ватаг бегом обогнала неторопливо идущего Максима и укрылась среди обгорелых развалин церквушки, где на полу среди головешек еще можно было рассмотреть почерневшие, почти полностью уничтоженные огнем иконы, на которые, тем не менее, стрельцы опасались наступать.
Сотник подбадривал своих воинов, рассыпал прибаутки и ругательства. Максим поневоле залюбовался, как он управляется с этими крепкими мужиками, почти каждый из которых был старше Черткова годами, но при этом все слушались его беспрекословно, и, кажется, искренне держали его за отца родного.
Конечно, Чертков был дворянин не из последних, его отец был что-то такое при царе, а старший брат – что-то такое при царевиче. Но непохоже было, что стрельцы так охотно подчинялись ему из одного только страха и почтения к дворянству. Нет, они явно чувствовали в нем то же, что и Максим: удаль молодецкую, бесстрашие, уверенность. «Этакий не выдаст!» – говорят про подобных сотнику людей.