Поветрие - стр. 57
– Ребята у меня – что надо, жаловаться грех, – ответил Чертков, приосанившись. – Было б в бой против обычного врага – ляхов ли, татар ли – тут бы они не подвели. А супротив этой мерзости, вишь, растерялись. Им только объяснить надо, что это такой же враг, что его так же бить надо. Ты, дядя, я гляжу, человек бывалый, не мне тебя учить, ты им расскажи, как тут воевать, а они поймут. Они у меня ученые – сам учил.
– Да ты сам-то каков учитель? – спросил Фрязин с усмешкой. Чертков был много его моложе и, должно быть, не внушал ему вовсе уважения.
– А вона, гляди, – сказал Чертков. Они уж вышли из сеней на свежий холодный воздух. Чертков поставил факел в кольцо у дверей, взял оставленный у дверей воеводина дома бердыш, потом достал прихваченное из воеводиной кадки небольшое моченое яблочко, подбросил его над головой, хэкнул, рубанул бердышом. На пол упали две половинки.
– Видал, дядя? – Чертков подбоченился.
Максим едва рот не раскрыл – он сам так, пожалуй, не смог бы, несмотря на все Минино учение. Подумалось ему, что, должно быть, перед ним ныне настоящий рыцарь, которому в пору за Круглый стол. Во Фрязине, который тоже был в драке искусен, чего-то такого рыцарского не доставало. Может быть, лихости?
– Ты, дядя, на воеводу не серчай, – сказал негромко Чертков Фрязину, когда они сошли с воеводина крыльца. – Его тоже понимать надо. Отец его в свое время с Васькой Грязным, верным царским опричником, вздумал местничать. Ну, прогневал тем царя, конечно, и тот его выдал Ваське головой. Васька притащил того во двор к себе, выщипал всю бороду, и все имение у него приказал отобрать, да так что тот вскоре с горя и помер. Остался наш Андрей Иванович без гроша, а на руках у него – мать, двое младших братьев да сестра. Легко ли? Бог его знает, сколько он порогов обил и кому душу прозакладывал, чтобы хоть какую-то службу получить.
– Черта мне до его горестей? – Фрязин сплюнул. – Дурак он, и помрет дураком.
– Нет, ты, дядя, это зря, – сказал Чертков. – В чем другом он, гляди, и не дурак, и, может быть, далеко пойдет. У нас на Руси ведь как: дурак тот, кто все прямо едет. А умный – кто околицей. Вот он, Андрей-то Иванович, разные окольные пути знает, иначе бы он после отцовской гибели уж не поднялся, сгинул бы со всею семьей. А что он службы не знает, так это не беда.
Фрязин на это только головой покачал.
– Чего ж вы отсюда не сбежали? – спросил он. – Тебе-то что? Сослался бы на приказ да топал бы себе дальше под Псков.
– Да я бы и рад, да воевода больно просил… – проговорил Чертков. – Он, конечно, тоже тот еще жук-долгоносик, но, все ж таки здесь, не считая нас, до тысячи душ христианских. Что ж было, бросить их?