Постклассическая онтология права - стр. 55
Значительный интерес представляет серия работ И.А. Исаева, посвященных метафизике власти и закона. Подводя итог семичастного цикла исследований, известный историк пишет: «Современный правовой позитивизм и нормативизм исключили это понятие (метафизику – И.Ч.) из научного оборота. Но вместе с этим право утратило многие свои особенно тонкие и глубокие черты, а “буква убила дух”. Правовая реальность намного глубже и многообразнее, чем набор кодифицированных норм. В задачу автора входила попытка взломать догматические границы позитивистской юриспруденции и на широком историческом материале показать всю неоднозначность, заключающуюся в существе закона на разных этапах его формирования. Из результатов этого анализа очевидным становится как относительный и прикладной характер позитивного права, так и проистекающий из позитивистской установки правовой нигилизм. Эта наибольшая и реальная опасность для права. Как ни странно, но нигилизм вполне может уживаться с существующим порядком, который вскоре сам становится его жертвой»[185]. При этом автор использует семиотико-культурологический метод исследования власти и права.
А.В. Поляков в своей коммуникативной концепции первостепенное значение уделяет анализу текстовой формы права. Право в коммуникативном аспекте «предстает как порядок коммуникативных отношений, возникающих на основе нормативно-правовой интерпретации различных правовых текстов, имеющих как вербальный, так и невербальный характер. …Такие тексты создаются, в частности, путем адресного обращения с письменным или устным заявлением, требованием, предложением (офертой) и т. д. (вторичные вербальные правовые тексты), а также путем самих правомерных действий….
Особое значение в рамках такого подхода приобретают первичные правовые тексты – те источники правовой информации, на основе которых конституируются правовые нормы: законы, подзаконные акты, судебные решения, правовые обычаи и т. д. Это дает основание различать, например, закон как семиотическую систему знаков, составляющих правовой текст, и правовую норму как означающее, редуцированное к семантико-прагматическому правилу, бытийствующему в социальном сознании и в социальной практике»[186].
В чрезвычайно информативном исследовании М.В. Байтеевой «Право и язык» наибольший интерес применительно к данной теме представляет содержание 2 и 3 глав монографии – «Право как событие языка» и «Право как текст», а также 4 главы, посвященной интерпретации права. Ею, в частности, поднимается вопрос о воле законодателя, воплощенной в тексте закона, выявление которой, как считается в классической теории права, образует смысл права. По ее мнению исторический аспект семантики понятия «воля законодателя», позволяет объяснить, как формируется содержание нормы, но этот прием едва ли подходит для правовой теории современного государства. Можно предположить, что представление об «авторстве закона» могли бы дать исследования протоколов парламентских дебатов, доклады, комментарии или дискуссии к ним. Однако с семантической точки зрения, все эти тексты есть не что иное, как горизонт будущих значений языка. В них отражены отдельные аспекты выражения норм, и анализ их истории отражает действующую парадигму установки значений. В этом состоит главная проблема толкования права: установка значения происходит в ходе истории ее создания. Поэтому сегодня «воля законодателя» имеет скорее риторический смысл, и идентифицировать конкретное авторство невозможно, – приходит к выводу М.В. Байтеева