Полторы унции бога - стр. 3
— Ну что тут? Как? Постой ещё немного. Там привезли «Голландский», сейчас всё разберут. Если разберут, возьмём «Колбасный». Если подойдёт твоя очередь, скажи, чтобы взвесили «Докторской». Только немного. Грамм триста. И зови меня. Сразу. Нет, триста мало. Скажи полкило. А полкило много… Надо брать четыреста. Если взвесят больше, скажи, чтобы перевешивали. Я пошла.
И мама ушла. А я остался нервничать вместо неё. Ростом я едва доставал до края прилавка. Чтобы попросить «Докторской» или «Любительской», или чего ещё, мне пришлось бы подпрыгивать. Оттого я мысленно представлял, как подпрыгиваю на уровень подбородка и выкрикиваю: «Мама сказала купить колбасы!». А как её покупать, если у меня нет денег? Что я объясню продавщице? Она посмотрит на меня сурово сверху-вниз и промычит: «Иди отсюда, мальчик. Следующий!».
— Но мама сказала!.. Мама сказала!.. Мама сказала, что купит мне всё, что я захочу!..
— Какой тебе колбасы, мальчик?
Голубая тётя в голубом чепце и голубом фартуке склонилась над прилавком. Не помню её глаз, но почему-то мне хочется сказать, что они были добрыми.
— Тлиста… — пробормотал я.
— Триста грамм?
— Да.
— А какой?
— Мама сказала…
— Докторской! — кричит мама из соседней очереди.
Люди вокруг понимающе хихикают. Я краснею и начинаю хотеть в туалет. Мама успела прибежать до того, как продавщица попросила денег, которых у меня не было, расплатилась и тут же стала нервничать, что я взял мало колбасы.
— Ну вот, — сокрушалась она, — всего триста грамм. Я же просила полкило. Так трудно было запомнить? Что мне с этими триста граммами делать? Не стоять же снова в очереди. И так кучу времени потеряли. Только на окрошку и пойдёт. А поесть с бутербродами? Ты же любишь бутерброды с колбасой?
— Люблю, — виновато отвечаю я, глядя себе под ноги.
Уже скоро сентябрь. Некоторые листья сдались преждевременно и валялись на асфальте использованными билетами в летнюю жизнь. Среди них я заметил в луже ярко-голубую обёртку — «Баунти».
Я как-то ел этот сладкий батончик, его привезла вместе с другими огрызками моя тётя Роксана, мамина сестра. Мой брат Коля каким-то чудом бывал заграницей. Что он там делал — одному богу известно. Но из двух своих любимых тёток все гостинцы он в первую очередь привозил тёте Роксане. И батончики ей привёз: «Сникерс», «Марс», «Баунти» — все по одной шутке. Тётя Роксана так сказала. Ещё сказала, что они все попробовали по кусочку. А нашей семье досталась ровно половина от каждого батончика, то есть по тридцать грамм. Каждая половинка была завёрнута в свою этикетку, аккуратно вскрытую по местам склейки, — три остатка от былой роскоши. Я представил, как они — тётя Роксана, её дочь и муж — бережно тянули за края плёнки, не спеша, миллиметр за миллиметром, чтобы не повредить, потом нарезали на полоски заморскую сладость — то-о-онкие, хрупкие, почти прозрачные, как целлофан, — а затем ели и обсуждали каждый вкус.