Плеяды современной литературы. Время, запечатлённое в словах - стр. 24

Маленькая скрюченная фигурка, словно средоточие всеобщего бессилия и заброшенности, предстала неустойчивой и хрупкой среди сует громогласно утверждающего себя мира. Не многие лета согнули старуху, не суровые зимы и голод сгубили её здоровье, она шла под тяжестью более серьёзного груза: жизненных утрат, потери опоры, спокойствия, надежды, что в её возрасте обернулось настоящей трагедией, маханув плашмя со всею силой по слабенькой спине. Было видно, что нет рядом никого, кто бы смог позаботиться о ней, чтобы принять на себя часть её страданий, поддержать её в недуге. Она смотрела бы тогда по-другому, она бы, наверное, не выглядела такой брошенной. Пусть слабая и вялая, она бы не несла в себе столько скорби и отчуждения, заставляющих невольно испытывать бесконечную к ней жалость.

Суровые обстоятельства подорвали её здоровье. Она всегда казалась себе крепкой, но вдруг отчётливо ощутила свою немощность, неготовая к безумной жизненной затее, хотя кто знает, можно ли было к тому подготовиться. Бабка осталась совсем одна. У неё пропал аппетит, она ослабла, похудела, она совсем забросила себя. Головные боли изводили её, и она уже перестала обращать на них внимание, пробираясь сквозь туман и тяжёлое гудение куда-то в пустоту, ничуть не заинтересованная в том, чтобы они прекратились. Её ничто уже теперь не интересовало.

Она выбиралась из дому, как и сегодня, чтобы хоть немного разнообразить свою жизнь. Она никак не думала, что её ждёт одиночество. Оказавшись в вакууме, святая непосредственность глубокой старческой души изнывала от бессмысленности повседневных дел. Каждый день наполнял её грустными размышлениями, относя её в прошлое, терзая неотступными воспоминаниями, так что спокойна она была только в тёмное время суток, в те редкие часы, когда ей удавалось уснуть. Но и хорошие сны частенько донимали её, больно раня по утрам, когда выяснялось, что это всего лишь милая добрая сказка. Она никому была не нужна, извечные старания по дому, заботы о еде, тепле, чистоте и уюте перешли незримую границу, превратившись в настоящую муку. Невыносимая тяжесть одиночества навалилась на неё, заставляя тосковать в безмолвной пустоте.

Случилось самое страшное, то, о чём она много раз слышала, но никогда не представляла себе так отчётливо и ясно, как это есть на самом деле. Будучи ещё в уме, она бессмысленно слонялась по комнатам как неприкаянная, страшась их пустоты и всё думая, что это невозможно. Но это стало возможным и даже слишком очевидным. У неё болело сердце, она грустила и мучилась, подолгу не возвращаясь из забытья. Она бездумно крутила что- нибудь в руках, пока не роняла на пол и не вздрагивала всем телом от неожиданности. Это была пустая механическая работа мышц, без капли жизни, в дикой тоске и прозябании. Весь мир, явный и жестокий, омрачал её существование: сидение и стояние, хождение из угла в уголи по кругу, – неотступно следя за её действиями, словно подчёркивая, какая жуткая судьба уготована ей напоследок. Она часами лежала на диване, укрывшись одеялом, забывалась в дремоте и возвращалась обратно к неспокойным своим мыслям. Она не дышала, уставившись в стену, и память, одна лишь память занимала её целиком, унося назад, в те счастливые времена, когда они жили одной семьёй, дружной и весёлой, как все обычные семьи на земле. Были и тогда у неё обиды и огорчения, но могла ли она знать, что когда-то они покажутся ей несравнимо малым пустяком. Сколько страдает она сейчас, чтобы придавать значение тем ссорам, нанесённым ей незаслуженным обидам! Господи, она бы вынесла всё. Зачем же отобран этот шанс, зачем ей такое наказание?