Пленники раздора - стр. 1
1. Пролог
Темнота была непроницаема. Он сперва даже решил, будто ослеп. Нос ему, по всему судя, опять сломали. Дышать приходилось ртом, как собаке. В висках гулко тукала кровь. Хотелось пить.
Фебр с трудом поднял тяжёлую голову, надеясь всё-таки разглядеть, где очутился, но в кромешном мраке по-прежнему ничего не увидел. Попытался шевельнуться, не смог. Только понял, что подвешен, словно шкура на распялках – руки разведены в стороны и крепко стянуты верёвками – ни опустить, ни свести вместе. Пошевелился. Ноги тоже связаны. И отзываются глухой болью. Сколько он корчился тут, обвиснув в путах? Судя по тому, как затекли плечи и спина – долго. Пленник завозился, пытаясь подняться с колен, но туго натянутые верёвки держали крепко – не встанешь.
– Плохо тебе? – вдруг спросила темнота женским голосом.
Обережник промолчал.
– Стони, если больно. Зачем терпеть? Всё равно никто не услышит.
Сквозь узкие щёлочки заплывших глаз ратоборец разглядел смутные очертания женщины и хищную переливчатую зелень звериного взгляда. В груди Фебра жарко полыхнуло, Дар рванулся было прочь, но жесткий кулак волколачки врезался в живот. Мужчина задохнулся и скорчился, насколько позволяли путы.
А через миг на голову узника обрушился ледяной водопад.
Вода текла по лицу, капли щедро сыпались с волос. Фебр, наконец-то, сумел сделать судорожный вдох. Он жадно облизывал разбитые губы. Хотелось наклонить голову и высосать из набрякшего ворота влагу, чтобы заглушить горько-соленый привкус во рту. Гордость не позволила.
– Больше воды не будет. Долго, – насмешливо сказала ходящая.
Он не вслушивался в её слова. Куда насущнее и страшнее оказалось осознание того, что всё произошедшее не сон, не горячечный бред. На него не просто напали. Его пленили. Как такое возможно? От бессильной ярости шумело в ушах, а ещё – отголосок последней схватки – кружилась голова, да вскидывалась из желудка к горлу вязкая волна тошноты.
Волколачка подошла близко-близко и с усмешкой спросила:
– Плохо быть беспомощным, верно?
Ответом ей снова была тишина.
Скрипнула дверь. В узилище вошли.
Фебр по-прежнему различал во мраке лишь силуэты. Пятеро.
– Что, охотник, – обратился к пленнику один из вошедших, – опамятовался никак?
Голос был молодой, спокойный. Не звучало в нём ни безумия, ни голода. Будто человек говорил.
Ратоборец молчал. Он не понимал, как дикие твари могут вести себя, словно люди? Подкараулили в лесу, ладно. Но почему не загрызли? Не сожрали почему? Зачем привязали?
Оборотень тем временем сказал:
– Я хочу знать, сколько вас. Особенно, тех, кто носит чёрное.
Вон оно что!
Удивительно, но молчание узника не разозлило ходящего.
– Я и не тешился надеждами… – вздохнул волколак. – Тот, здоровый, из Суйлеша тоже всё молчал.
Фебр вскинулся, пристально глядя в темноту. Из Суйлеша? Неужто Милад? Его туда отправили, да. Но Суйлеш далеко… Что это за стая, которая охотится на столько вёрст окрест? И почему эти шестеро не ярятся? Кровью ведь пахнет, а у волков нюх острее собачьего, отчего не бросаются?
– Чего молчишь-то? От страха онемел? – усмехнулся оборотень.
Пленник смотрел на него и безмолвствовал.
Та, с зелёными глазами, глядела из-за спины вожака, тяжело дыша. Ей самообладание давалось непросто.
– Не хочешь говорить? – вздохнул ходящий. – Вот хлопот с вами… ну да ладно. Отвязывайте.
Двое волколаков начали сноровисто распутывать верёвки.
Когда те ослабли, ратоборец рухнул на каменный пол. По спине и плечам горячими валунами перекатывалась боль, тьма перед глазами раскачивалась… Он всё-таки попытался собрать силу в кулак. Впусте. Закостеневшее тело не подчинялось. Ходящие пересмеивались.
Мысль о том, что звероподобные твари каким-то образом научились ловить и мучить Осенённых, подстегнула, разозлила… Но, когда Дар уже готов был вспыхнуть, согревая кончики ледяных пальцев, на ратоборца словно обрушился могучий кулак. Чужая сила вдавила в холодный пол, грозя размазать по камню. Пленник глухо застонал.
– Жизнь – есть мучения, – назидательно сказал оборотень, у ног которого скорчился обережник.