Отправляемся в полдень - стр. 68
Жалко, нечего разбить. И тогда подхожу к стене и начинаю колотиться лбом. За этим занятием меня и застаёт госпожа Веллингтон. Сгребает в охапку, тащит к кровати, баюкает.
Срываюсь в истерику, что давно вызревала внутри, полнилась, набирала силу. Теперь — плотину прорвало. Реву, комкаю платье наставницы и твержу, скорее себе, чтобы понять: почему?
— Такова любовь салигияра. Они делают лишь то, что нужно, чего требует долг. А не то, чего хотят сами, — поясняет она.
— Чушь! Он обнимал меня! Там, в камере. Котёнком звал.
Она вздыхает.
— Леди Дьюилли, лучше сразу выбросьте из головы все романтические фантазии, если речь идёт о служителях Пресветлой S.A.L.I.G.I.A. Он просто считал ваше желание и посчитал это нужным для вас в тот момент.
— И хорошо, что посчитал, — чуть успокаиваюсь, хотя по-прежнему трясёт и немного мутит, — да, было нужно. А теперь он… Они…
Глотаю свои жуткие предположения вперемешку со слезами.
— Он жив. Салигияра так просто не убить. Они ведь не совсем люди. Вернее, рождаются вполне обычными, только с отметиной на правой руке — цветок лилии. А уже на втором году обучения в школе при Эскориале, когда рука в первый раз загорается, им вставляют в голову, вот здесь, — трогает затылок, — пластинку. Там всё записано. И с той поры они живут по записанному там.
Мотаю головой, тру глаза. Дышу несколько раз глубоко и, окончательно унявшись, наконец соображаю: их просто-напросто чипуют! Как животных! Лишают воли, выбора и желаний. И фраза — «делают, что нужно, а не что хотят» — окрашивается весьма зловеще. В пурпурно-чёрный — тьма и кровь.
— Во сколько лет им ставят пластины?
— В двенадцать. Это торжественная церемония. Приглашают родителей. Посвящение в салигияры. А в пятнадцать они впервые превращаются в драконов...
Её голос тускл и бесстрастен, взгляд обращён в себя.
— Откуда вы столько о них знаете? — со спокойствием возвращается и моё любопытство.
— Мой сын был салигияром.
Она встаёт, поджимает губы, показывая всем видом, что другие вопросы — неуместны и бестактны.
— Давайте я помогу вам одеться, — только сейчас замечаю гору вещей, сваленную на перевёрнутый стол, — и нам пора возвращаться.
— Но куда? Поместье отца же всё в… во грехе.
— Его уже очистили. Можно жить, не боясь.
Платье зелёное, ткань напоминает шёлк. Я в нём похожа на фарфоровых кукол, что продают в сувенирных магазинах. Особенно то, что довершают мой туалет строгая причёска и кокетливая чёрная шляпка, украшенная, правда, ни цветами и перьями, а шестерёнками, циферблатом и другими техническими штучками. Она идёт к бархотке с переливающимися изумрудными искрами камешком.