Отправляемся в полдень - стр. 64

Другая смотрит жалостливо: мол, такая, ой-ой, детонька.

У меня уже язык начинает чесаться, так припечатать хочется чем-нибудь злым.

Но Фил берёт за руку и тянет в колымагу.

— Сплетницы! — рычит он, когда устраивается. — Живём, как на ладони.

— Но ведь так и есть! — удивляюсь. — Все мы — на ладони Великого Охранителя. Покуда он милостив, ладонь открыта. Живи себе, Небесную Твердь копти. Но может разозлиться, ладонь сжать и тогда всё! Совсем всё, понимаешь. Только сок и потечёт!

Водитель косится на нас в смотрелку, что вверху, и ржёт.

Фил вздыхает вновь:

— Что-то недобрый он у вас, этот Охранитель.

— Ты чего! — взвиваюсь. — Он добрый, всегда с открытой рукой. Потому и живём. И вообще, он же не хотел. Просто спящие… Когда они заснули, стало некому присматривать за миром. Вот он и взялся. Он молодой ещё, не всё умеет. Но добрый, говорю тебе.

В этот раз за болтовнёй и дороги не вижу. Но вроде дома мелькали одинаково серые, неинтересно.

И даже тот, у которого останавливается, похож на наш, откуда мы с Филом вышли. Точь-в-точь, только выше. Мы заходим, и Фил ведёт меня не к ступенькам, к странной двери. Нажимает кнопку, и оттуда идёт грохот и вой. Словно землетвари в Подземельях Шильды роют. Однажды видела землетварь, больше не хочу. Поворачиваюсь, чтобы уйти, но Фил тянет:

— Эй, куда собралась. Нам наверх.

И тычет пальцем.

Тут двери открываются, вижу кабинку, нестрашная вроде. Вхожу за ним. Он снова жмёт на кнопку, и… мы взлетаем!

Ей-ей!

Чую, как земля уходит из-под ног. Ух! Хватаюсь за Фила. Наверное, щаз шальная. Ору ему в ухо:

— Мы в Небесную Твердь?

— Почти, — ухмыляется он и ласково, успокоительно хлопает по руке меня.

— Но… я не могу… я из падших же. Наши сразу сгорают там в синем пламени. Не хочу гореть!

— Не бойся! Никакого пламени!

Кабинка вздрагивает, замирает, открывает зев свой и выпускает нас.

И сразу же распахивается дверь и выбегает прямо на нас полоумный старик.

— Горим! Пожар! — вопит он. — Вызывай пожарных, Филипп. У меня телефон там, — тычит дрожащим пальцем за дверь.

Фил начинает мыкаться со своей магической хренькой.

Я вся тоже трушусь.

Тут из клубов дыма, что валит оттуда, из комнаты, выскакивает адская гончая и прыгает на меня...

Валит, грохаюсь, пронзает в голове, будто на штырь нанизалась. И уходит всё.

Исчезает.

Стёрли.

Остался только белый и я на белом.

И по белому идёт Он.

Склоняется ко мне. Улыбается. Совсем не по-нашему, светло-светло так.

Говорит:

— Рано тебе ещё.

Трогает легонько. А у самого — руки в красном, липкие, пахнут.

Страж мира сего.

Добрейший из добрых.