Ориентиры - стр. 33
— Замолчи, — он поворачивается ко мне лицом. Вижу ярость во взгляде. Соколов выглядит устрашающе, но я глупо не боюсь. Идиотка, наверное. Любая адекватная женщина в моей ситуации уже бежала бы за чугунной сковородкой, я же молча наблюдаю, думая, что он просто не услышал и нужно повторить.
— Паш…
— Рот закрой, Алёна, пока я ничего лишнего не сказал, — ему хватает всего одного шага, чтобы застать меня врасплох. Он опускает ладони по обе стороны от моей головы. Дыхание обжигает кожу. Мне невыносимо жарко. Все дрожит от аномального ужаса. Я не знаю, что он предпримет в следующую секунду. Точно ведь не придушит, но от внушительности его фигуры трясутся колени.
— Послушай, я… — касаюсь рукой его груди, и этот жест запускает какой-то механизм. И ни один из нас понятия не имеет, как он работает.
— Я же, блядь, попросил! — рычит сквозь стиснутые зубы и тыльной стороной кулака бьет по стене над моей головой. — Заткнуться, замолчать, ни слова больше не произносить, Алёна, какого хрена это для тебя так сложно, а? — сверлит взглядом, в котором нет ничего, кроме разочарования.
— Прости, — одними губами, потому что в горле пересохло от нашего напряжения. Мы два оголенных провода, а еще мы слишком близко, так что точно скоро произойдет короткое замыкание.
— Прощу в первый и последний раз, — кивает, и вроде должно стать легче, но он не расслабляется. Только костяшками по моим ключицам ведет, опускается ниже, сдвигает пижаму в сторону, так что бретелька сползает к локтю, оголяя грудь, — но ты будешь кричать.
— Что? — спрашиваю испуганно и упираюсь ладонью в его грудь. Шиплю, потому что сосок оказывается зажатым между его пальцев. Я ни черта не понимаю, что он делает.
— Имя мое кричи, — бросает отрывисто. Ведет руку ниже, легко раздвигая пальцами влажные складки и проникая внутрь.
— О-о-о, — озарение мешается с удовольствием и выливается в короткие предыхания и тихие всхлипывания.
— Я жду, — толкается, медленно выходит и повторяет действие, пока я расползаюсь по стене, потому что после чрезмерного напряжения мне очень хорошо. По телу всполохами бегут искры, я концентрируюсь на темноте глаз, которые утопить в своей черноте меня хотят.
Пашка нигде больше меня не касается, только рукой. Никакой близости, ощущения сильного тела, горячей кожи и никаких поцелуев. Я не привыкла к такому, но необычный опыт отзывается в груди, где все еще бешено тарабанит сердце. Кусаю губы, жмурюсь и обхватываю обеими руками шею Соколова, но он не дает к себе прижаться.
— В глаза смотри.
Я, кажется, умру прямо сейчас от того, насколько это неправильно хорошо. Я не должна сдаваться, не должна чувствовать сумасшедшего желания, не должна гореть от грубых ласк, но все это происходит здесь и сейчас. Боюсь. Боюсь открыть глаза и встретиться с бурей. Я не выдержу, уже захлебываюсь наслаждением и сжимаюсь с каждым резким толчком.